Избираемое всенародным голосованием Учредительное собрание на протяжении многих десятилетий оставалось символом и мечтой долгого демократического движения России. Зинаида Гиппиус писала об этом:
  Наших дедов мечта невозможная,
  Наших героев жертва острожная,
  Наша молитва устами несмелыми,
  Наша надежда и воздыхание...
  Думалось: после падения царизма только ему — Учредительному собранию— будет дано право установить новый государственный строй и определить новое законодательство страны. И император Николай II, когда 2 марта 1917 года отрёкся от престола, заявил, что примет престол лишь в случае, если на то будет воля народа, выраженная через Учредительное собрание. Правительство, пришедшее тогда к власти, потому и называлось Временным, что оно должно было управлять страной до созыва Учредительного собрания. Одним из важнейших пропагандистских ходов большевиков было обвинение «буржуазного» Временного правительства в намеренном затягивании выборов в Учредительное собрание, на которое все либеральные да и революционно-демократические партии смотрели как на нечто священное. Более того, и Советское правительство (Совнарком), созданное 26 октября 1917 года на Втором Всероссийском съезде Советов, также называлось «Временным» — до созыва Учредительного собрания.
  Итак, октябрь 1917 года. Власть — в руках большевиков. И хотя Ленин весной этого года, вернувшись из эмиграции, называл Учредительное собрание «либеральной затейкой», уйти от него большевики не могли, не рискуя потерять политическое лицо. И последовало объявление: выборы в Учредительное собрание состоятся точно в срок, назначенный ещё Временным правительством,— 12 ноября.
  И они состоялись. Их итоги для большевиков оказались неутешительными: выборы по России они проиграли, получив около четверти процентов голосов избирателей. Выиграли правые эсеры. За них проголосовало большинство — более половины принимавших участие в выборах. Народ России высказался за социализм, но не в большевистской формации. Впрочем, большевики вряд ли и предполагали, что общий итог выборов сложится в их пользу. Поэтому свои шаги на такой случай они, скорее всего, наметили заранее — об этом говорит чёткость их последующих действий.
  Точка зрения Ленина и его сторонников вкратце сводилась тогда к следующему: революция значительно ушла вперёд, она стала социалистической, и Учредительное собрание теперь отражает её вчерашний день. Советы же, считал Ленин, по своему демократизму гораздо превосходят Учредительное собрание, а потому его миссия может и должна заключаться лишь в том, чтобы признать Советскую власть и солидаризоваться с ней. Если же собрание пойдёт иным путём, его следует распустить. В чём суть ленинской точки зрения? Сохранить во что бы то ни стало власть большевиков и завоевания Октября.
  Однако умеренные большевики, многие члены ЦК этой партии, ещё недавно, в канун вооружённого восстания 25 октября, резко выступили против ленинского требования немедленно свергнуть Временное правительство. Они мотивировали свою позицию, в том числе, и приближающимся созывом Учредительного собрания, и обязательностью его решений. И теперь умеренные (Лев Каменев, Алексей Рыков, Алексей Ногин и др.) отстаивали свою позицию: избранное Учредительное собрание есть высший орган законодательной власти, и только оно полномочно решать коренные вопросы бытия, определив государственный строй России. Умеренные были убеждены: стране необходимо не однородное большевистское, а коалиционное правительство, включающее представителей всех партий, входящих в Советы.
  Опасаясь, что большевистские власти сорвут созыв собрания, прежде всего, правые эсеры, меньшевики и кадеты в конце ноября создали Союз защиты Учредительного собрания во главе с правым эсером В. Филипповским.
  Наконец, 20 декабря 1918 года Совнарком назвал дату открытия Учредительного собрания — 5 января. Но по городу упорно распространялись слухи о том, что большевики всё же найдут способ сорвать долгожданное событие. Эти слухи накаляли и без того напряжённую атмосферу в Петрограде. В первый день нового, 1918 года по автомашине, в которой ехали Ленин, его сестра Мария и швейцарский социалист Фриц Платтен, был открыт огонь. Платтен успел пригнуть голову Ленина и тем, возможно, спас ему жизнь, но сам был легко ранен в руку.
  Наконец пришёл день 5 января. Опасаясь массовых демонстраций в поддержку Учредительного собрания, которые мог готовить (да и готовил) Союз защиты Учредительного собрания, большевистские власти Петрограда запретили демонстрантам приближаться к Смольному и Таврическому дворцу — месту заседания собрания. Однако ни вооружённое оцепление из матросов, красногвардейцев и солдат, ни множество патрулей в центре города предотвратить столкновений не смогли. В этот день на улицах столицы пролилась кровь: более 20 человек убиты, множество раненых.
  Матросы — «краса и гордость русской революции», по словам Льва Троцкого, были в чёрных бескозырках c лентами и в чёрных бушлатах, перекрещенных пулемётными лентами с патронами, — особый матросский шик того времени. Они со всей строгостью пропускали в Таврический дворец членов собрания и приглашённых гостей.
  В шуме и беспорядке открыть Учредительное собрание попытался старейший его член, бывший народник, а теперь правый эсер С. Шевцов. Но появившийся председатель ВЦИК большевик Яков Свердлов решительно отстранил его. Этот небольшой и, скорее, даже щуплый человек обладал чуть ли не громовым голосом. Он зачитал Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа—важнейший конституционный акт Советской власти, закреплявший принципы и задачи Советского государства. Затем Свердлов предложил Учредительному собранию приветствовать политику Совнаркома и утвердить зачитанную Декларацию.
  Поскольку подавляющее большинство Учредительного собрания, как уже говорилось, было социалистическим, то большевик И. Скворцов-Степанов предложил перед началом работы спеть Интернационал. Правые эсеры, большевики и левые эсеры поднялись со своих мест и запели. Пели нестройно, вразброд: о разном думали, по-разному и пели…

Перешли к выборам председателя Учредительного собрания, выдвинув две кандидатуры. От большевиков и левых эсеров — одного из левоэсеровских лидеров Марию Спиридонову. От правых — их лидера Виктора Чернова. Спиридонова в прошлом была террористской, много лет провела на каторге. Чернов вступил в революционное (народническое) движение ещё в 90-е годы XIX века. Был одним из основателей партии правых эсеров (1902), её идеологом и теоретиком. Во Временном правительстве 1917 года занимал пост министра земледелия. Вообще, Чернов принадлежал к числу крупнейших революционных деятелей начала ХХ века. Его и избрали председателем Учредительного собрания.
  Ленин, Свердлов и другие большевики прекрасно сознавали, что правоэсеровское большинство просто-напросто проигнорирует советскую Декларацию. Но свой ответный шаг они продумали. Собрание большевистской фракции (невзирая на попытки умеренных отстоять свою позицию) приняло предложение Ленина: большевики покинут Учредительное собрание, а затем распустят его. Такое же решение приняли и левые эсеры. В пятом часу утра Фёдор Раскольников от большевиков и Владимир Карелин от левых эсеров зачитали соответствующие заявления, которые клеймили правоэсеровское большинство Учредительного собрания как контрреволюционное, стоящее поперёк дороги рабочему и крестьянскому движению. Вопрос о дальнейшей судьбе этой контрреволюционной части собрания будет передан для окончательного решения Советской власти. Что это означало, понимали все…
  В зале поднялся страшный шум, началась суматоха. Правые эсеры кричали: «Позор! Ложь! Предатели!» Матросы и солдаты, перепрыгивая через барьеры лож, вскидывали винтовки и, прицеливаясь в членов собрания, кричали: «Всех вас к стенке! И Ленина туда же, если обманет!» Ленин наблюдал за происходящим в зале с галереи, из помещения, скрытого портьерой. Он страшно волновался. Ктото мог прибегнуть к оружию, и тогда…
  Однако оружия у эсеров не было: они не хотели и боялись дать хоть малейший повод большевикам применить силу. Да и большевики не склонялись прибегать к ней в сложившейся ситуации. А потому на одном из заседаний Совнаркома (они шли одно за другим) Ленин потребовал, чтобы против оставшихся в Таврическом дворце членов Учредительного собрания ни в коем случае не применялась сила. Пусть, говорил он, они остаются, «выболтаются до конца» и свободно разойдутся по домам. Но на другой день «в Таврический дворец их уже не впускать».
  Хорошо зная «вольницу», царившую среди матросских «братишек» да и солдат гарнизона, Ленин написал специальное распоряжение караулу дворца. В нём предписывалось «товарищам солдатам и матросам… не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания».
  Наступил момент, когда дело, как говорится, cтало «за техникой», всё переходило в руки караула, состоявшего из «товарищей солдат и матросов». Начальник караула, матрос Анатолий Железняков, принадлежащий к группе анархистов-коммунистов, находился в подчинении тоже бывшего матроса, а теперь наркома по морским делам Павла Дыбенко. Для этих простых парней (Железняков происходил из мещан, Дыбенко — из крестьян) революция являла собой родную стихию. В Петрограде Железнякова хорошо знали. За анархо-террористическую деятельность его приговорили (при Временном правительстве) к 14 годам каторжных работ, но из «республиканской тюрьмы» он скоро сбежал. Дыбенко — человек богатырского сложения — анархистом не был, но проявлений анархизма не чуждался и пользовался большим авторитетом у балтийских «братишек».
  Стояла глубокая ночь. Вызвав Железнякова, Дыбенко распорядился «закрыть учредилку». Железняков выразил опасение: не получить бы нагоняя. Ведь Ленин приказал караулу дать учредиловцам возможность «выболтаться». Но всё же пошёл в зал заседания, подошёл к трибуне, с которой выступал В. Чернов, постоял возле неё, как бы в раздумье, потом тронул оратора за плечо и сказал: «Я получил инструкцию довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседания, потому что караул устал». Этими «афористическими» словами — «караул устал» — Железняков «застолбил» себе место в истории.

Однако учредиловцы не сразу после этих слов стали покидать зал, Чернов повернулся к Железнякову и сказал, что члены Учредительного собрания тоже устали, но это не может прервать оглашения закона о земле, ибо его ждёт вся Россия. И добавил: «Мы разойдёмся лишь в случае применения против нас силы».
  Шёл пятый час ночи на 6 января. Заседание членов Учредительного собрания продолжалось, правда, в ускоренном темпе. Быстро, практически без прений приняли закон о земле; обращение к союзникам, отвергавшее сепаратный мир с Германией; постановление о федеративном строе Российской республики. Второе заседание назначили на 17 часов 6 января и не спеша потянулись к выходам. Караул никого не остановил, никого не задержал. «Вот видите, — говорили некоторые учредиловцы, — это ещё не конец. Ещё поборемся, ещё посмотрим!» Они не знали, что больше никогда не войдут в Таврический дворец…
  Днём 6 января Ф. Раскольников и П. Дыбенко весело рассказывали Ленину о том, как Железняков закрывал Учредительное собрание. Ленин смеялся. Смех его, всё усиливаясь, превратился в долгий громкий хохот…
  В тот же день — попытка покушения на Моисея Урицкого, большевистского комиссара по делам о выборах в Учредительное собрание. А в ночь на 7-е убиты два руководящих деятеля партии кадетов: член Учредительного собрания Андрей Шингарёв и бывший министр Временного правительства Фёдор Кокошкин. Их арестовали ещё в конце ноября 1917 года согласно декретам, объявившим руководителей кадетской партии «вождями контрреволюции» и «врагами народа». Обоих посадили в Петропавловскую крепость. Нарком юстиции, левый эсер Исаак Штейнберг, просмотрев их дела, не нашёл там состава преступления, и Шингарева с Кокошкиным должны были освободить. Правда, канцелярские бумаги только начали своё движение.
  Но как раз 6 января, родные, обеспокоенные состоянием здоровья заключённых, попросили перевести их в Мариинскую больницу. А в ночь на 7 января туда ворвалась ватага матросов, солдат и каких-то штатских. Разогнав перепуганную охрану и медперсонал, они зверски убили Шингарева и Кокошкина. Последним, предсмертным криком Кокошкина было: «Братцы! Что вы делаете?!» Пуля, попавшая ему в рот, оборвала этот трагический крик.
  Некоторых из убийц-матросов (с двух судов — «Ярославец» и «Чайка») нашли быстро, но судовые «братишки» не пожелали выдать своих товарищей, а власти, видимо, не захотели обострять отношения с моряками революционной Балтики.
  Значительная часть правых эсеров-учредиловцев была избрана от восточных регионов страны, главным образом от Поволжья и Сибири. Вот туда после закрытия большевиками Учредительного собрания эти избранники и стали возвращаться. Но не только они. Весной 1918 года 8-й Совет партии правых эсеров принял постановление отправить свои основные кадры на восток, прежде всего в Поволжье. Там (а также и в Сибири) эсеры имели довольно прочную опору среди зажиточного крестьянства и средней городской буржуазии, а разветвлённая сеть местной кооперации, в которой правые эсеры имели хорошие позиции, давали им солидные финансовые средства.
  Центром антибольшевистской работы сперва намечали Саратов, затем перенесли его в Самару. Но и в других городах возникали подпольные эсеровские организации. Их основную вооружённую силу составляли офицеры, ранее служившие в местных тыловых гарнизонах или (по большей части) прибывавшие по демобилизации после подписания большевиками сепаратного Брестского мира. Оба акта Советской власти — роспуск Учредительного собрания, но в большей мере Брестский мир — решительно отталкивали от большевиков многих офицеров, видевших в них германскую агентуру. Даже те, кто исповедовал самые правые взгляды, шли под эсеровские знамёна. Иной действенной политической силы, выступавшей против большевизма, пока не существовало.
  Выступить эсеровскому подполью пришлось неожиданно.

Ещё при царском, а затем и Временном правительстве на Украине формировался так называемый Чехословацкий легион, состоявший главным образом из пленных чехов и словаков, ранее мобилизованных Австро-Венгрией (Чехословакия входила в состав Австро-Венгерской империи) — союзницей Германии. Многие солдаты и офицеры легиона разделяли идею создать после войны независимое Чехословацкое государство — именно она превращала легион в мощную боевую силу.
  По соглашению Советской власти и Чехословацкого национального совета (он находился тогда в Париже, а его филиал — в Киеве) легион (около 50 тысяч солдат и офицеров) эшелонами (63 состава по 40 вагонов) должен был эвакуироваться на Дальний Восток. И уже оттуда морским путём попасть на Западный, союзнический фронт — для боевых действий против Германии. В каждом эшелоне для охраны разрешалось иметь 170 винтовок и один пулемёт. Движение эшелонов началось в конце марта 1918 года. Но в условиях российской революционной разрухи они продвигались крайне медленно и растянулись по станциям от Поволжья до Владивостока.
  Поводом к восстанию чехословаков послужил, казалось бы, совершенно нелепый случай. В середине мая на станции Челябинск из стоявшего напротив состава с пленными венграми (они возвращались на родину по условиям Брестского мира) в вагон чехословацкого эшелона швырнули железку, которая ранила солдата-чеха. Чехословацкие солдаты выскочили из вагонов, быстро нашли виновника и прикончили его штыками. Челябинский Совет арестовал некоторых чешских солдат, но явно не рассчитал свои силы. Чехословаки ворвались в город, освободили товарищей и захватили арсенал: около трёх тысяч винтовок и несколько орудий.
  «Челябинская искра», как по бикфордову шнуру, пошла по всему Транссибирскому пути, на котором находились чехословацкие эшелоны. Трудно со всей определённостью сказать, существовали ли какие-либо внешние силы, способствовавшие раздуванию восстания Чехословацкого легиона. Конечно, в легионе находилась антантовская агентура. Но деятельность её вряд ли могла быть «однолинейной». С одной стороны, Франция и Англия были заинтересованы в переброске легиона на свой Западный фронт и, значит, в скорейшем уходе чехословаков из России. Но с другой стороны, вероятно, не меньший интерес для антантовских союзников представляло восстановление в России Восточного фронта, фактически ликвидированного Брестским миром. И легион мог стать основой этого фронта, тем более если бы к нему присоединились и антибольшевистские силы самой России. По мере распространения восстания легиона второй интерес мог становиться для союзников главным.

Эсеровское подполье не упустило момент, чтобы связаться с чехословаками. К их командованию в разных городах сразу же были направлены связные. Чехословацкие войска 8 июня взяли Самару, а 23-го — Омск. Понадобилось менее двух месяцев, чтобы Советская власть пала на огромной территории от Пензы до Владивостока.
  Чехословацкий мятеж и выступления российских антибольшевистских сил разваливали Россию на глазах. В Москве действовало большевистское правительство Ленина (Совнарком), которое контролировало территорию примерно до Волги. В Самаре — правоэсеровский Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) во главе с членом Учредительного собрания Владимиром Вольским, командированным ЦК правых эсеров в Поволжье и на Урал. В Омске — Временное Сибирское правительство во главе с не имевшим определённого политического лица П. Вологодским.
  Появились и более «мелкие» правительства, например Временное областное Уральское правительство, Верховное управление Северной области, казачьи правительства… — всего почти 40 правительственных образований. Газеты издевались: «Вот и будут правительства в Омске, Томске, Красноярске, Чите, Татарске, на Перевозной улице; 27 правительств и все временные… Как с ними разговаривать? Без «белого генерала» на «белом коне» не обойдётся. Сначала диктатор. Потом привыкнем, помаленьку, полегоньку и Михаил Романов явится…»
  Однако, пожалуй, только упомянутые Комуч и Сибирское правительство претендовали на всероссийскую власть. Комуч, считая себя революционным правительством, поднял красный флаг. К концу лета 1918 года, благодаря победам созданной им Народной армии, Комуч контролировал территорию Среднего Поволжья, Южного Урала и Екатеринбургской области. На этой территории он представлял законодательную власть. Исполнительная принадлежала его так называемому Совету управляющих ведомствами.
  Внутренняя политика, проводимая Комучем, носила двойственный характер — колебалась между красной и белой идеологиями. С одной стороны, он объявил себя властью народа, борющейся с «большевистским комиссародержавием»: отменил декреты Советской власти, ввёл 8-часовой рабочий день, свободу слова и собраний, разрешил деятельность производственных и общественных организаций… Но с другой стороны, Комуч не мог и не хотел оттолкнуть от себя и правые силы. Особенно это важно было с военной точки зрения: успехи созданной им Народной армии во многом зависели от офицерства, а они в большинстве оставались приверженцами дореволюционных порядков. А потому Комуч проводил денационализацию фабрик и заводов, замораживал конфискацию поместий (нередко возвращал землевладельцам уже конфискованные), разрешил частное предпринимательство… Столь двойственная политика расшатывала фундамент, на котором держался Комуч.
  Когда в городах Сибири, как и в Поволжье, под прикрытием Чехословацкого легиона произошли антисоветские перевороты, члены Комуча посчитали, что и там власть взяли правые эсеры—сторонники лозунга «Вся власть Всероссийскому Учредительному собранию!». Ожидалось, что сибиряки вот-вот примкнут к Комучу как легитимному правительству России. Но получилось несколько иначе.
  Новое Временное Сибирское правительство (в Омске) объявило о своём создании 23 июня 1918 года. Оно подняло сибирский бело-зелёный флаг. Возглавил правительство Пётр Вологодский, в прошлом близкий к эсерам, а ныне явно тяготевший к кадетам. К своей роли главы правительства он был мало приспособлен, что признавал и сам в своём дневнике. Ещё 25 мая он записал: «Ох, не по плечу мне эта задача (борьба с большевизмом.). Я предпочёл бы остаться на посту старшего председателя Судебной палаты». Одним из «серых кардиналов» в правительстве Вологодского стал министр финансов Иван Михайлов, отошедший от эсеров и прозванный Ванькой Каином. Он был сыном народника А. Михайлова, много лет проведшего на каторге, но по пути отца не пошёл.
  Временное Сибирское правительство заявило, что только оно ответственно за положение в Сибири до созыва Всесибирского Учредительного собрания, восстановило многие законы Россий- ской империи, создало свою Сибирскую армию. Оно осуществило денационализацию промышленных предприятий, восстановило частное землевладение, дореволюционные судебные и другие учреждения. Были созданы военно-полевые суды, введена смертная казнь за политические преступления. Правые в правительстве заявляли, что они не позволят «прокомучить Сибирь».
  Как видим, политика Комуча и Сибирского правительства далеко не полностью состыковывалась. Комуч старался грести левее, а Временное Сибирское правительство налегало на «правые вёсла». Дело доходило до парадоксов. Комучевские и сибирские власти установили свои таможни, реквизировали грузы, шедшие в Поволжье или Сибирь. Банки и почта в Самаре и Омске отказывались оплачивать взаимные ассигновки и переводы, представителей друг друга рассматривали чуть ли не как иностранных послов. Но именно такого рода парадоксы вскоре сыграли роковую роль. (Окончание следует.)