Отмена крепостного права — стала одним из самых крутых поворотов в российской истории нового времени. (Кстати, страна впервые за долгие годы отмечает юбилей этого великого события отечественной истории.) В 1861 году речь пошла не о преобразовании или обновлении страны на традиционном, хорошо знакомом фундаменте (как это не раз бывало в прежние столетия). Под ударом оказался сам фундамент, а вернее, скелет империи, поскольку экономические, социально-политические и культурные отношения самодержавной России покоились исключительно на крепостном праве. Но именно крепостное право окончательно изжило себя к началу XIX века, заставив власть и общество искать новые пути развития страны. Впрочем, кризис крепостничества вовсе не означал, что оно само по себе готово рухнуть под тяжестью накопленных за века противоречий. Старая система упорно цеплялась за все сферы российской жизни, не желая отпускать их «в свободное плавание», да и сами эти сферы плохо представляли себе, как они будут существовать без привычных подпорок.
  Назвать точную дату появления на Руси этого «варварского установления» — крепостного права — невозможно. Постепенное сужение свобод земледельца продолжалось долгие века. Начавшись в Х веке, оно длилось до Соборного уложения 1649 года, которое уже «навечно» и окончательно закрепило крестьян, сделав их собственностью помещика, монастыря или государства… Любопытная деталь. Произошло это событие в то время, когда в Англии зависимость крестьян от землевладельцев была ликвидирована окончательно.

Во времена Александра II речь уже шла не просто о «варварском установлении», а о такой структуре, которая, плохо ли, хорошо ли, но связывала воедино крестьянство и дворянство, работных людей и фабрикантов, наконец, власть и общество. Вот на какого монстра замахнулся монарх, вступивший на престол в 1855 году после кончины Николая I.
  Понимал ли Александр II в полной мере, что именно собирался реформировать, а главное — был ли готов к тому, чтобы одновременно с разрушением традиционных связей закладывать новые опоры жизни государства?
  Можно смело утверждать, что в 1855— 1856 годах у Александра II ещё не сложилось понимания сложности поставленной задачи в полном объёме. Зато было другое. Император оказался прекрасно осведомлён о намерении и попытках своих предшественников на престоле (и Александра I, и отца, Николая I) покончить с крепостным правом или, во всяком случае, попытаться заметно смягчить крепостнические отношения в деревне.
  К решению этой проблемы, ставшей уже почти родовой, романовской, его подталкивало и то, что отцовская система управления страной, основанная исключительно на традиционном крепостничестве, не оправдала себя в трудное время Крымской войны 1853—1856 годов и привела Россию к унизительному поражению. Оно не только вскрыло степень военно-промышленной отсталости России, но и грозило ей утратой статуса великой державы (в ходе войны Россия оказалась в состоянии полной международной изоляции). А ведь уровень военно-промышленного развития страны говорит не только о состоянии её армии, но практически и о делах во всех сферах экономики.
  В подобной ситуации император вынужден был прислушаться к мнению образованного прогрессивного общества, настойчиво требовавшего отмены крепостного права. Кроме того, молодой император прекрасно ощущал накал ожидания помещичьими крестьянами давно заслуженной ими «воли».
  При этом Александр II отчётливо видел Сциллу и Харибду надвигавшейся крестьянской реформы — недовольство большинства помещиков, протестующих против перемен, с одной стороны, и опасность массовых крестьянских бунтов при отказе от каких бы то ни было перемен — с другой. Старая российская дилемма: что реальнее — народное восстание или гвардейско-сановный дворцовый переворот? — решалась властью в конце 1850-х годов в пользу первой возможности. При всем том не будем забывать, что Александр Николаевич сделался сторонником реформ не в силу личных, выношенных с детских лет убеждений. Более того, воспитывавшийся в течение 37 лет в рамках жесткого «николаевского режима», он считал отцовскую систему наиболее подходящей для управления такой страной, как Россия.
  Сказанное не только не умаляет заслуг царя-освободителя, но делает их более весомыми. В ходе проведения крестьянской реформы и последующих преобразований Александр II проявил себя как подлинный государственный деятель, опиравшийся не на собственные симпатии и предпочтения, а на объективное понимание того, что необходимо сделать для спокойствия и развития державы. Последнее, как свидетельствует эпопея подготовки крестьянской реформы, было понято далеко не всеми.
  Начало подготовки отмены крепостного права принято вести с 1856 года, со времени коронации, когда Александр II на обеде, данном в его честь московским дворянством, вынужден был экспромтом высказаться по самому острому для того времени и всех интересующему вопросу. Именно тогда прозвучали знаменитые слова монарха: «Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели ожидать времени, когда оно начнёт само уничтожаться снизу. Прошу вас, господа, обдумать, как провести всё это в исполнение».
  Однако «господа», в большинстве своём впавшие то ли в ступор, то ли в состояние неописуемой паники, даже не помышляли о том, что можно жить, не обладая «крещёной собственностью». Некий симбирский помещик, выражая не только своё ощущение от надвигавшихся перемен, писал приятелю: «Крестьянский вопрос поднял всех на ноги, всё затушил и поглотил собою, многие сошли с ума, многие умерли… Нет ни дома, ни хижины, где бы днём и ночью не думал, не беспокоился, не робел большой и малый владелец».
  Свидетельство симбирского «страдальца» подтверждали и ежегодные отчёты Третьего отделения, готовившиеся для императора. «Наконец, помещики, — говорится в одном из них, — постоянные жители деревень и все мелкопоместные страшатся даже мысли об изменении крепостного права. В отнятии у них власти над крестьянами они видят уничтожение дворянства».
  Летом 1856 года в Москву, на коронацию, съехались представители дворянства со всех концов России. И этим попытались воспользоваться Александр II и министр внутренних дел С. С. Ланской. Монарх вёл с дворянством переговоры, надеясь получить добровольное согласие первого сословия на отмену крепостного права. И между тем совершенно безрезультатно. Убеждённый в том, что дворянство, упрямо цепляясь за старое, утратило инстинкт самосохранения, Александр Николаевич сделал следующий шаг, выбрав на этот раз хорошо знакомый ему путь.
  По распоряжению императора в январе 1857 года в Петербурге открылся Секретный комитет по крестьянскому делу, целью которого стала разработка проекта отмены крепостного права. Однако комитет не оправдал надежд монарха, так как вошедшие в него члены старой николаевской «гвардии» придерживались сугубо традиционных взглядов на отношения между помещиками и крестьянами, а потому лишь имитировали бурную законотворческую деятельность, не продвигаясь ни на шаг к поставленной цели.

Весы политической жизни России застыли в неустойчивом равновесии. То ли случай его нарушил, то ли сыграла свою роль твёрдая убеждённость верхов в правильности взятого ими курса? Только в конце 1857 года в Петербург прибыл виленский генерал-губернатор В. И. Назимов. Он привёз просьбу прибалтийского дворянства разрешить им освободить своих крепостных без земли (полевые наделы крестьяне могли получить за исполнение повинностей в пользу прежнего барина). Рескрипт (указ) на имя Назимова, одобрявший инициативу прибалтийских дворян, был написан с непривычной для российской бюрократии поспешностью.
  Главное, однако, заключалось не в самом указе как таковом. С разрешения Александра II рескрипт был разослан по всем губерниям империи «для ознакомления и подражания», как говорилось в сопроводительном письме. Так документ на имя Назимова оказался не просто региональным экспериментом. Его обнародованием Зимний дворец не только открыто заявил о своих намерениях, но и вынудил дворянство России организовать в губерниях комитеты для выработки проектов «улучшения быта крестьян».
  Изменилась ситуация и для членов Секретного комитета (потеряв свою былую секретность, он был переименован в Главный). Теперь, сопротивляясь реформе, они бы открыто выступали против воли императора ясно выраженной в рескрипте Назимову. Подобное поведение легко могло спровоцировать сельские беспорядки — крестьяне издавна надеялись только на защиту царя, не слишком доверяя его «боярам».
  Правительство, не желая полностью зависеть от законотворчества столичного или губернского дворянства, со своей стороны постаралось подготовить собственный проект отмены крепостного права. Работа над ним шла в так называемых Редакционных комиссиях — органе для России совершенно необычном: в нём, наряду с чиновниками, бок о бок работали независимые (то есть не получавшие за свою работу в комиссиях никакого жалования) эксперты. Ценой поистине героических усилий они к лету 1859 года подготовили под руководством Я. И. Ростовцева и Н. А. Милютина правительственный проект отмены крепостного права.
  В Петербург начали съезжаться депутаты от дворянских губернских комитетов. Выбор этих депутатов, что немаловажно, был тщательно продуман руководством Министерства внутренних дел. Проблема заключалась в том, что противников реформы в губернских комитетах оказалось значительно больше, чем её сторонников (по свидетельству Л. Н. Толстого, чуть ли не две трети российского дворянства в конце 1850-х годов было против отмены крепостного права). А потому в столицу от каждого комитета вызывали по два депутата: один из них представлял большинство в своём комитете, другой — меньшинство. Таким образом шансы сторон уравновешивались, давая правительству свободу манёвра в работе с депутатами и надежду на её успешное завершение.
  Однако депутатов, съехавшихся в столицу, возмутило совсем не это обстоятельство. Ранее говорилось, будто они призваны обсуждать коренные основы реформы, на деле же оказалось, что проект готов и они должны предложить лишь методы его применения в тех или иных конкретных местностях. Проще говоря, из законодателей депутаты в один момент превратились в «ходячие справочники» и, не без основания возмутившись этой метаморфозой, попытались склонить на свою сторону императора. Затея эта успехом не увенчалась. Монарх, полностью доверяя членам Редакционных комиссий, испещрил предложения и жалобы депутатов резолюциями типа: «Никогда!», «Не должно быть допускаемо!» и т.п.
  Так или иначе главное было сделано, от дворянских депутатов добились «добровольного» согласия первого сословия на отмену крепостного права. Для властей подобное согласие представлялось крайне важным. Оно полностью исключало возможность организованного протеста дворянства в ходе проведения крестьянской реформы.
  С осени 1860 года подготовка реформы вступила в решающую стадию. Её проект ушёл на утверждение сначала в Главный комитет, затем — в Государственный Совет. И в этих органах разгорелись нешуточные бои. Однако позиция Александра II оказалась решающей в превращении проекта отмены крепостного права в закон. Царь жёстко потребовал, чтобы последним сроком рассмотрения проекта стало 15 февраля 1861 года. На этой дате он настаивал, с одной стороны, потому, что Положения об отмене крепостного права должны были быть опубликованы до начала весенних полевых работ в деревне, а с другой — император хотел столь запоминающимся образом отметить очередную годовщину своего вступления на трон — 19 февраля 1856 года.

Как и задумывалось, ровно через пять лет после знаменательного события, 19 февраля 1861 года, Александр II начертал на первой странице принятого закона: «Быть посему», а председатель Государственного Совета Д. Н. Блудов заверил своей подписью подлинность высочайшей резолюции. Манифест, объявлявший стране о долгожданном уничтожении крепостничества, написал московский митрополит Филарет. А 4 марта из Петербурга отправились генералы свиты и флигель-адъютанты, командированные в губернии для наблюдения за ходом крестьянской реформы. Каждый из них был снабжён портфелем с особым замком, в которых находились Положения, долженствующие стать руководством к действию для губернаторов.
  Что принесла крепостным крестьянам, да и всей России реформа 1861 года? Прежде всего, следует подчеркнуть, что она явилась не единовременным актом, а была процессом. В ходе его правительство планировало возвращаться к задачам и условиям реформы, если некоторые из них потребуют корректив. Согласно закону, сохранялись два типа сельских хозяйств: крестьянское и помещичье. Освобождение крестьян должно было предотвратить социальный взрыв в деревне и в то же время обеспечить установление новых связей власти и господствующего сословия. Наконец, крестьянская реформа побудила выстроить основание для всех последующих преобразований.
  И действительно, 1861 год дал мощный толчок экономической модернизации России, создав условия для формирования внутреннего товарного рынка, рынка рабочей силы, капиталистического накопления и т.п. При этом Александру II удалось избежать кровавой розни. Вспомним, что президент США Линкольн, чуть позже начавший освобождать рабов-негров, не сумел удержать страну от братоубийственной Гражданской войны Севера и Юга.
  Крестьянская реформа в России, став компромиссом между экономическими интересами дворянства, крестьянства и государства, предопределила её сильные и слабые стороны.
  Она освободила 23 миллиона крепостных крестьян, дав возможность, если не им самим, то их детям и внукам иметь одинаковые права с представителями других сословий и получить любую из понравившихся им профессий. Гораздо реже говорится о том, что 1861 год освободил вместе с крестьянами и поместное дворянство. Рабство — явление обоюдоострое. Да, крепостные страдали от своего угнетённого состояния, но и на их господ рабство оказывало развращающее во всех смыслах этого слова влияние. Реформа освободила дворянство не только от обидной клички «крепостник», но и от обязательной прежде благодарности трону и правительству за обеспечение дворянских земель трудом крепостных и поддержание надлежащего порядка в деревне любыми средствами, вплоть до вооружённой силы. Теперь дворянин почувствовал себя свободным в своём политическом выборе. Реформа разбудила общество, во всяком случае, после 1860-х годов политической силой в России считали не только трон, но и общественно-политические группы. Да и не в них одних дело.
  Проправительственная «Северная пчела» справедливо отмечала ещё в 1860 году (№ 1) социокультурное значение готовящейся реформы: «Люди, прежде никогда ничего не читавшие, начали учиться, следить за литературой… В два последние года провинция росла не по дням, а по часам; взгляд её расширился и уяснился. В самых глухих городах, где до сих пор все насущные интересы состояли в картах, взятках и сплетнях, являются публичные библиотеки; журналы и газеты выписываются десятками экземпляров; иметь у себя книги сделалось потребностью этих городов».
  В освобождении общественного сознания и росте независимого общественного мнения заключалось едва ли не важнейшее значение крестьянской реформы.
  Часто можно слышать и читать о том, что реформа Александра II оказалась неудачной из-за половинчатости, явно выраженного продворянского характера, желания монарха усидеть на двух стульях. Порой весьма популярны и «советы» современных исследователей и публицистов государственным деятелям конца 1850-х — начала 1860-х годов, как надо было бы проводить эту реформу. Действительно, разработчики закона определили такие нормы надела, которые в силу их недостаточности привязали бы крестьянское хозяйство к помещичьему из-за неизбежной для крестьянина аренды земли у своего бывшего барина. Отсюда и пресловутые отрезки от крестьянских наделов, составившие по стране в среднем 20% от их дореформенных размеров.
  Полевые наделы, полученные крестьянами, оказались и вправду недостаточными, и селяне очень скоро начали это ощущать. Земельный голод сделался в конце XIX — начале XX века главной причиной социальной напряжённости в деревне. К тому же размер выкупа, выплачиваемый бывшими крепостными за полученную землю и собственную свободу, был непомерно велик. Выкупные платежи составляли значительную часть бюджета страны в конце XIX — начале XX века. При этом рыночная цена отведённой в надел крестьянам земли составляла в 1863—1872 годах 548 млн руб., а их выкупная сумма оказалась 867 млн руб. Ударила реформа и по помещикам. Дело не только в потере ими бесплатного труда крепостных. Из сумм выкупа государство сразу же вычло долги дворян перед коммерческими учреждениями (а заложены в них были 2/3 имений). При всём том весьма досадно и обидно, что до сих пор нет экономических работ, объективно разъясняющих, что мог себе позволить бюджет Российской империи при проведении реформы и чего он не в силах был сделать при всём желании реформаторов.

Последующие после крестьянской реформы преобразования страны, проводимые в 1860—1870-х годах, составили, по словам современников, почти законченное «здание реформ». Они не вызывали столь ожесточённых споров, как реформа крестьянская. Это и понятно — одни из них были необходимы, чтобы привести российскую жизнь в соответствие с изменившимися условиями; другие давали правительству возможность упорядочить управление страной, прежде всего на местном уровне.
  1861 год предопределил структурное изменение судебной системы, системы местного самоуправления, образования, цензуры, армии. Помимо настоятельной необходимости указанных преобразований они, имевшие в своей основе опыт соответствующих мероприятий на Западе, обязательно должны были вступить в противоречие с самодержавным режимом, традиционно ориентированным на недопущение общества к управлению страной.
  Реформы, безусловно, отличались одна от другой и глубиной, и степенью успешности, и большей или меньшей поддержкой каждой из них обществом. Роднили их, пожалуй, два обстоятельства
  Первое: все преобразования 1860— 1870-х годов носили ярко выраженный «верхушечный» характер. Зимний дворец проводил их, опираясь на организованность и мощь бюрократического аппарата. Диалога с обществом, даже в те моменты, когда такая возможность появлялась, верховная власть наладить так и не смогла. А ведь после крестьянской реформы дворянство, резонно полагая, что вслед за социально-экономической модернизацией страны должно последовать и изменение политического режима, сумело предложить императору несколько весьма интересных конституционных проектов. Более того, такие же проекты разработали брат царя, великий князь Константин Николаевич, и министр внутренних дел П. А. Валуев. Однако Александр II по-прежнему считал самодержавие единственной прогрессивной силой в стране, а потому пришёл к признанию необходимости изменения режима слишком поздно, лишь к началу 1881 года (что выразилось в «Конституции» М. Т. Лорис-Меликова). Думается, в этом «опоздании» состояла одна из главных причин гибели самого царя-освободителя.
  И второе: проект каждой реформы (кроме военной, проектируемой и проводимой под руководством Д. А. Милютина) разрабатывал один человек, а проводил в жизнь другой. Причём этот другой зачастую разделял и отстаивал совершенно иные, далеко не всегда либеральные, взгляды и позиции. Александр II надеялся, что путём такой нехитрой административной эквилибристики ему удастся сохранить равновесие государственного корабля. В действительности же это приводило лишь к тому, что из символа реформ и надежд монарх превращался в главу унылого и далёкого от общества бюрократического аппарата. Сами же реформы в глазах общества рано или поздно делались некой чисто «бюрократической затейкой».
  И тем не менее все преобразования 1860—1870-х годов так или иначе выполнили своё предназначение. Земства и городские думы прочно вошли в общественно- государственную практику России. Кстати, земская реформа была одним из тех преобразований, которое вызывало огромные надежды общества. Для Зимнего дворца она являлась всего лишь своеобразным реверансом в адрес дворянства, потерявшего бесплатную рабочую силу, то есть некой платой за отмену крепостного права.
  А землевладельцы-консерваторы надеялись, что земства дадут им возможность освободиться от надоедливого контроля чиновничества и сделают подлинными хозяевами на местах. Либералы видели в земской реформе, может быть, последнюю возможность сгладить гигантские противоречия между дворянством и другими слоями населения империи. Земства должны были стать всесословными учреждениями, занимающимися чисто хозяйственными проблемами уездов и губерний (школы, больницы, дороги, благотворительность, снабжение населения продовольствием и т.п.). Работая совместно и не занимаясь политикой, дворяне, купцы, интеллигенты, крестьяне, мещане могли лучше понять интересы и чаяния друг друга, постепенно отыскивая столь необходимый для спокойствия страны межсословный компромисс.
  Надежды консерваторов и либералов оправдались далеко не полностью. И всё же земские учреждения на протяжении всего времени существования успешно конкурировали с правительственными органами.
  Цензурная реформа ввела в стране один из самых либеральных уставов в дореволюционной России, то есть установила небывалую прежде свободу слова. Университетская же дала немыслимые в предыдущие годы автономность и экстерриториальность вузов (неприкасаемость их территории для войск и полиции без разрешения ректора или учёного совета). Судебная и военная реформы вообще считаются одними из наиболее удачных мероприятий, осуществлённых в царствование Александра II. Сложность задач, стоявших перед правительством, решившимся проводить структурные преобразования, в своё время трезво оценил либерал-западник Б. Н. Чичерин.
  «Он (Александр II.), — писал Чичерин, — призван был исполнить одну из труднейших задач, какие могут представиться самодержавному правителю: обновить до самых оснований вверенное его управлению громадное государство, упразднить веками сложившийся порядок, утверждённый на рабстве <…> учредить суд в стране, которая от века не знала, что такое правосудие, переустроить всю администрацию, водворить свободу печати <…> везде вызвать к жизни новые силы <…> поставить на свои ноги сдавленное и приниженное общество и дать ему возможность двигаться на просторе».
  С оценкой Чичерина трудно не согласиться, но хотелось бы несколько её уточнить, вернее, продолжить в ином ключе.
  В самом общем виде крестьянская реформа представляется попыткой решить земельный вопрос во всей его сложности и неоднозначности. Земская и городская выстраивали достаточно самостоятельную систему местного самоуправления (так называемую общественную горизонталь, необходимую во все времена для полноценного функционирования «властной вертикали»). Цензурная реформа устанавливала цивилизованные для своего времени отношения между властью и СМИ. Военная, введя всеобщую воинскую повинность и запретив жестокие виды физического наказания солдат, положила начало демократизации отношений в армии. Преобразования высшей и средней школы демократизировали систему просвещения и установили более внятные связи между гимназиями, училищами и вузами.
  С момента последней по времени проведения реформы (военной) прошло почти 140 лет. За эти годы сменилось немало самодержавных, демократических, советских и снова демократических правительств. Была ли, однако, при этом решена достаточно удовлетворительно хоть одна из перечисленных проблем? Думается, в этом смысле совершенно прав наш президент Д. А. Медведев, который, выступая на конференции историков, посвящённой проблемам модернизации России в XIX—XXI веках, говорил, что мы до сих пор идём путём, предначертанным Александром II.
  Что собой представляет этот путь? Царь- освободитель предлагал России медленную трудную эволюцию социально-экономических, а позже, как отмечалось выше, и общественно-политических отношений. Рычагами, позволявшими двигаться вперёд этим путём, должны были стать проведённые и вновь проводимые реформы. Иными словами, ему виделось постепенное превращение России из государства самодержавного в конституционно-монархическое.
  Видимо, даже не подозревая об этом, Александр II действовал в соответствии с предначертаниями Н. М. Карамзина (с поправкой, естественно, на изменившиеся времена). Он не пытался воспитывать в своих подданных настоящих граждан, как завещал знаменитый писатель и историк, но дал им возможность делаться гражданами. Великие реформы, конечно, расшатывали два основных столпа российской монархии — дворянство и крестьянство в их традиционном виде. Но расшатывали они их не для того, чтобы ослабить или тем более уничтожить, а с тем, чтобы дать им возможность развиваться в соответствии с духом времени.
  К сожалению, его преемники на престоле предпочли всеми силами укреплять традиционный патерналистский режим, чем дальше, тем больше приходивший в противоречие с активно модернизируемыми сферами российской жизни. Указанное противоречие и привело в конце концов к трагическим событиям начала XX столетия.