КАТОЛИЧЕСКИЕ МИССИОНЕРЫ В АЗИИ В XIV ВЕКЕ
На рубеже XIII—XIV вв. известно несколько католических миссий в Южную и Восточную Азию, давших географический материал, в некоторой части дополняющий «Книгу» Марко Поло.
Около 1289 г. итальянский монах-францисканец Джованни Монтекорвино был послан папой в Тебриз. Через два года он из Ормуза отправился морским путем на Коромандельский берег Индостана и там среди местных христиан («фомистов») пробыл более года. Монтекорвино в своих письмах-отчетах дал хорошее описание Южной Индии, быта ее коренного населения, торговли и мореходства в условиях муссонного климата. Оттуда он морем перебрался в Китай в 1293 г. и прожил главным образом в Северном Китае около 35 лет; однако его письма из Китая, касающиеся преимущественно его деятельности как миссионера, с географической точки зрения менее интересны, чем письма из Индии.
Пестрой смесью истины и вымысла является описание двенадцатилетнего путешествия по Азии (1318—1330 гг.) францисканского монаха Одорико из Порденоне, по происхождению фриула (народность северо-восточной Италии). От Ормуза он морем добрался до индийского города Тхана (в устье одноименной реки, в районе, где позднее вырос Бомбей), побывал на обоих берегах Южной Индии и на Цейлоне, плавал к Суматре и Яве, посетил южный Вьетнам
и Южный Китай (устье реки Сицзян), достиг Ханчжоу, а оттуда, наконец, добрался до Ханбалыка, где прожил три года.
На обратном пути Одорико пересек в западном направлении всю Азию.(Одорико, между прочим, был первым европейцем, отметившим массовое потребление чая в Китае и обычай туго перевязывать у девочек ступни, чтобы они оставались маленькими.) Из Ханбалыка и бассейна средней Хуанхэ он прошел в Красный Бассейн реки Янцзы, проник в Тибет, описал столицу этой страны Лхасу, где, по его словам, жил долгое время (многие историки законно в этом сомневаются). На этом описание его путешествия обрывается. Известно лишь, что Одорико вернулся на родину в 1330 г. и в следующем году умер, не закончив свою книгу «Одорико о неведомых вещах». Она представляет собой беспорядочный рассказ о различных странах и городах Азии, о ее народах и чудесах.
В 1339 г. из южнофранцузского города Авиньона папой был послан в Китай, к великому хану, монах Джованни Мариньолли (или Маринола). В 1340—1342 гг. он пересек в восточном направлении всю Азию. Пробыв около четырех лет в Пекине, Мариньолли прошел на юг до «Зейтуна» (Цюаньчжоу), морем добрался до Индии и Ормуза, оттуда сухим путем — в Палестину и через Средиземное море вернулся в Авиньон в 1353 г. ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЕ СВЕТСКИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ ПО АЗИИ В XV ВЕКЕ
В
середине XIV в. в Китае начались массовые антимонгольские восстания,
которые завершились в 1368 г. полным изгнанием из страны монголов.
Странно, что в Европе не знали об этом событии мирового значения почти
полтора века, до первой четверти XVI в., когда португальские корабли
впервые появились у китайских берегов. Но в Европе на рубеже XIV—XV вв.
стало известно, что все мусульманские государства Передней Азии и
Северной Индии завоеваны монгольским правителем Средней Азии Тамерланом
(так искажено европейцами Тимур-Ленг, то есть Тимур-Хромец). Его считали
самым могущественным государем мира; европейские государи мечтали
привлечь его в качестве союзника к борьбе против мусульман в Европе и
Северной Африке. Вот почему особенно заинтересованный в такой борьбе
кастильский король (Энрике III) отправил в начале XV в. два посольства к
Тимуру, в его столицу Самарканд. Во главе одного кастильского
посольства стоял Руй Гонсалес Клавихо, который вел во время своего
трехлетнего путешествия (1403—1406 гг.) подробный дневник и обработал на
родине свои записи: в первом печатном издании 1582 г. эта обработка
названа «Историей великого Тамерлана». Являясь очень важным
первоисточником по изучению состояния Ближнего Востока и Средней Азии в
начале XV в., «История» Клавихо дает также новый географический
материал, пополняющий известия Марко Поло, главным образом по Средней
Азии и соседним областям северного Ирана. Те сведения, которые испанец
дает по личным наблюдениям, как правило, правдивы и точны; ошибочны
некоторые расспросные данные, записанные им, в частности, сообщение о
том, что Аму-Дарья «впадает в море Баку», то есть в Каспий.
«Вдохновенным бродягой» был венецианский путешественник первой половины
XV в. купец Цикколо Конти. С 1419 г. он жил в Дамаске (Сирия), изучил
там арабский язык и, по-видимому, уже тогда принял мусульманскую веру. В
1424 г. он начал свои странствования (с торговыми целями) по Азии. Из
Дамаска Конти проехал в Ормуз и морем перебрался в западную Индию, в
порт Камбей. Посетив несколько городов в этом районе, он плавал на юг
вдоль всего западного побережья Индостана, побывал на Цейлоне, прошел
затем морем на северо-восток, вдоль всего восточного побережья Индии и
достиг устья Ганга. Из Бенгалии он сухим путем направился на восток,
перевалил безлюдные горы, отделяющие Индию от северо-западного Индокитая,
вышел на широкую равнину, достиг очень большой реки «Дава» (Иравади).
Конти спустился вниз по Иравади, через государства Ава и Пегу и морем
вернулся в западную Индию. Затем из Камбея он морем направился на запад,
побывал на острове Сокотра, в Адене, в одном из эфиопских портов (может
быть, на полуострове Сомали), в западноаравийской гавани Джидда (порт
Мекки) и через Египет и ливийский порт Триполи вернулся в Италию в 1444
г. Папа Евгений IV так заинтересовался скитаниями Конти, что
отпустил ему даже такой тяжкий грех, как ругательство, и приказал
своему секретарю, известному гуманисту Поджо Браччолини, записать по
латыни его рассказы
ХОЖЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ АФАНАСИЯ НИКИТИНА
В
1466 г. шах (мусульманский правитель) Ширвана, страны на западном берегу
Каспийского моря, прислал послов к московскому великому князю Ивану
III. Когда ширванские послы пошли в обратный путь, к ним присоединилось
несколько русских и бухарских купцов. Среди русских был тверской купец
Афанасий Никитин. Он снарядил два судна и присоединился к каравану
купеческих судов, плывшему вниз по Волге. В устье Волги на караван напали
астраханские татары и разграбили его. При этом погибли суда и почти все
имущество Никитина. Спаслись только два судна: одно — бухарское, на
которое перешел Афанасий, и второе — русское. Бухарское судно с
Никитиным благополучно достигло Дербента. Но русское судно было
выброшено бурей на северо-западный берег Каспийского моря, а все
находившиеся на нем захвачены кайтаками, подвластными ширванскому шаху, и
доставлены в Шемаху, куда в это время пришел и Никитин. Все русские
просили вернуть их на родину под охраной, но шах отказался, ссылаясь на
то, что русских слишком много. «И мы, заплакав, разошлись кто куда, —
говорит Никитин в своих записках «Хожение за три моря» — у кого было что
на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен там, тот пошел куда глаза
глядят...»
Никитин «был должен», то есть набрал товары в долг; его
ждала на родине долговая тюрьма или кабала, и он решил сделать попытку
расторговаться в чужих странах. Из Баку, «где огонь неугасимый», Никитин
отплыл в южную прикаспийскую, иранскую область Мазендеран. Там он
пробыл восемь месяцев, а затем, перевалив хребет Эльбурс, пересек в
южном направлении Иран. Путешествовал Никитин медленно, не торопясь, по
месяцу иногда жил в каком-нибудь городе. В одном из иранских городов он
услышал о том, как дороги в Индии породистые лошади и как дешево там
можно купить ценные товары для Руси. Он решил сам побывать в Индии и
направился к Персидскому заливу (впрочем, не раз сворачивая с прямого
пути), к «Гурмызу» (Ормуз). Купив жеребца, Никитин сел на индийское
судно, направлявшееся с гуртом лошадей через Маскат (Оман), Диу и
большой торговый порт Камбей (на северо-западе Индостана) к порту
Дабхол: там в то время была большая конская ярмарка и собирались
лошадиные барышники из арабских стран, Ирана, Средней Азии и Эфиопии.
Ни в Дабхоле, ни в более северном порту Чаул Никитину не удалось
выгодно продать своего жеребца, и он отправился через Западные Гаты в
глубь страны — за 200 верст от моря, в город Джуннар. Он провел там два
месяца и повел своего жеребца еще дальше, за 400 верст, в Бидар (теперь в
штате Хайдарабад), в столицу «бесерменского» (мусульманского)
Индостана, «город большой, многолюдный». Никитин описывает пышные выезды
местного султана, двор султана, окруженный стенами с семью воротами.
Чужеземцев туда не пускали; с чужих слов Никитин говорит про султанский
двор, что он «очень красив, всюду резьба да золото, и последний камень
вырезан и очень красиво расписан золотом». Но Никитин не ослеплен этим
блеском: он видит вокруг страшную нищету, на которую не обращали
внимания другие средневековые европейские путешественники: «...Сельские
люди очень бедны, а бояре богаты и роскошны; носят их на серебряных
носилках...» Отмечает Никитин и рознь индусов и мусульман («с
бесерменами не едят и не пьют»), и кастовое деление индусов («вер в
Индии восемьдесят четыре»), и различия в быте и пище отдельных каст.
Пробыв в Бидаре около года, Никитин пошел в Виджаянагар (тогда столица
южноиндийского могущественного государства), на реке Тунгабхадра, правом
притоке Кистны. Он посетил священный город Парват, на правом берегу
Кистны, побывал и на расположенных неподалеку алмазных копях Райчур.
Никитин был разочарован результатами своего путешествия: «Меня обманули
псы-басурмане: они говорили про множество товаров, но оказалось, что
ничего нет для нашей земли... Дешевы перец и краска. Некоторые возят
товар морем, иные же не платят за него пошлин. Но нам они не дадут
провезти без пошлины. А пошлина большая да и разбойников на море много».
Более двух лет провел Афанасий в Индии. Он побывал в нескольких
западных индийских приморских городах и в ряде городов Деканского
плоскогорья. В своих записках он дает также краткие, но в основном
вполне достоверные сведения о некоторых «пристанищах», где он сам не
бывал. Он знает о Цейлоне, как о стране, богатой драгоценными камнями,
благовониями и слонами. Знает он и о «немалой пристани» западного
Индокитая Пегу (устье Иравади), где живут «индийские дервиши»
(буддийские монахи), торгующие драгоценными камнями, и о фарфоровых
изделиях «Чина и Мачина» (Китая)
Истомившись в Индии, Никитин в
начале 1472 г. отправился в обратный путь, описанный им очень кратко. На
судно он сел в Дабхоле, уплатив за проезд до Ормуза два золотых. «И
плыл я в таве (судно примитивной постройки) по морю месяц и не видел
ничего, только на другой месяц увидел Ефиопские горы... и в той
Ефиопской земле был 5 дней. Божией благодатью зло не произошло, много
роздали мы ефиопам рису, перцу, хлебов, — и они суда не пограбили. А
оттуда плыл 12 дней до Маската...» Трудно допустить, как это делают
некоторые комментаторы Никитина, что под «Ефиопскими горами»
подразумевается «нагорный берег Эфиопии» (Абиссинии), то есть северный,
высокий берег Сомалийского полуострова. Вряд ли в этом случае судно
могло в 12 дней дойти до Маската, то есть пройти около двух тысяч
километров против ветра и течения, в то время как при таких же условиях
потребовалось 9 дней (как указывает дальше Никитин) на путь от Маската
до Ормуза, — в четыре раза более короткий. Вероятнее всего, что судно
достигло высокого берега залива Курия-Мурия (южная Аравия), менее чем в
1000 км от Маската.
Высадившись в Ормузе, Афанасий двинулся в
северо-западном направлении через горные области Ирана и прошел к
Тебризу. За Тебризом он побывал в главной ставке кочевых «белобаранных»
туркмен, ведших тогда войну с османскими турками. Затем Никитин пересек
Армянское нагорье и достиг «Стамбульского моря» (Черного) у Трапезунда 1
октября 1472 г. За золотой Никитина взялись перевезти через Черное море
в генуэзскую Кафу (Феодосию); но «из-за сильного и злого ветра» судно
достигло Кафы только 5 ноября. Дальше Афанасий Никитин не вел записей.
Из краткого вступления к его «Хожению», включенному в так называемую
Львовскую летопись под 1475 г., видно, что он «Смоленска не дойдя, умер,
а писание своей рукой написал и его рукописные тетради привезли гости
(купцы) в Москву...»
«Хожение» в XVI—XVII вв. неоднократно
переписывалось: до нас дошло по крайней мере шесть списков. Но до XVII
в. нам неизвестны на Руси какие-либо новые попытки завязать
непосредственные торговые связи с Индией. Да и вряд ли тех русских, кто
читал «Хожение», могли побудить к путешествию в Индию слова правдивого
Никитина, что там «на Русскую землю товара нет». Путешествие Никитина с
экономической точки зрения оказалось невыгодным предприятием. Но Никитин
был первым европейцем, давшим вполне правдивое, огромной ценности
описание средневековой Индии, которую он описал просто, реалистично,
деловито, без прикрас. Своим подвигом он убедительно доказывает, что во
второй половине XV в., за тридцать лет до португальского «открытия»
Индии, путешествие в эту страну из Европы мог совершить на свой страх и
риск даже одинокий и бедный, но энергичный человек, несмотря на ряд
исключительно неблагоприятных условий. Действительно, Никитин не имел
поддержки со стороны какого-либо светского государя, как
путешествовавший вскоре после него португалец Ковильян. Не стояла за ним
и могущественная церковная власть, как за его предшественниками
монахами Монтекорвино, Одорико из Порденоне или Мариньолли. Он не
отрекся от своей веры, как венецианец Конти. Единственный православный
христианин среди мусульман и индуистов, Никитин не встречал повсеместно
помощи и гостеприимства среди своих единоверцев, как арабские купцы и
путешественники.
Афанасий Никитин был совершенно одинок, очень
тосковал по родине, знал, что он «был должен» и какая судьба ждет
несостоятельных должников, но стремился вернуться на землю русскую. «А
Русскую землю бог да сохранит... На этом свете нет страны, подобной ей,
хотя бояре Русской земли не добры. Но да устроится Русская земля и да
будет в ней справедливость».
|
