ИЗВЕСТИЕ МАССЫ О МОРСКОМ ПОХОДЕ "КАПИТАНА ЛУКИ"

В первые годы XVII в. русские открыли не только устье Енисея и Енисейский залив, но и реку Пясину на полуострове Таймыр. Об открытии устья Енисея голландец Исаак Масса, живший по торговым делам в Москве в 1601—1609 гг., рассказывает, что «во время смуты» по распоряжению сибирского воеводы «при участии многих жителей Сибири» были отправлены две экспедиции. Одна, сухопутная, была отправлена на восток, за Енисей; сведения о ней очень сбивчивы, ее достижения не ясны. Зато описание другой экспедиции, посланной воеводой на север, не вызывает сомнений, тем более что оно подтверждается составленной Массой тогда же картой Сибири.
  «Особые крытые лодки [кочи], капитаном которых был назначен некий Лука», начали сплав вниз по Оби в начале весны. Они вышли из Обской губы в море, повернули на восток, прошли мимо Гыданской губы, не заметив ее (на карте Массы она не показана), но видели два безымянных острова (О л е-ний и Сибиряков а) у входа в Енисейский залив. Флотилия Луки не только входила в Енисей, но и продвинулась дальше на восток, за остров Сибирякова и открыла устье и низовья реки «Пейсиды» (Пясины) на полуострове Таймыр. Людей другого отряда воевода послал также сухим путем, «чтобы они оставались у реки [Енисея], пока не придут лодки», с наказом вернуться через год, если они не дождутся прихода флотилии Луки. Отряд Луки получил от воеводы задание «тщательно изучить берег и все то, что они найдут на нем достойным исследования. Они сделали то, что им было приказано». Оба отряда встретились в устье Енисея. Сам «капитан Лука» и некоторые из его спутников умерли во время этой экспедиции, а отряды вернулись в Сибирь «тем же путем, каким сюда пришли». Сибирский воевода отправился в Москву с докладом об успехе его предприятия. «Доклад его, — заканчивает Масса свой рассказ, — хранится среди сокровищ Московского государства до окончания войны и затем, вероятно, он будет рассмотрен. Но мы боимся, что до этого времени он пропадет, что поистине будет очень печально, так как путешественники нашли много различных и редких островов, рек, птиц, диких зверей, — все это далеко за Енисеем».

                                            ЭКСПЕДИЦИЯ КУРОЧКИНА

Доклад, о котором говорил Масса, действительно исчез. Первое дошедшее до нас русское известие о плавании промысловой партии по Енисею и морем до реки Пясины относится к 1610 г. и связано с именем торгового человека с Северной Двины, Кондратия Курочкина.
  В конце мая Курочкин и его товарищи сплыли от «Новой Мангазеи» вниз по Енисею на кочах. В устье они прибыли через месяц и простояли там пять недель из-за льдов, занесенных северным ветром из Карского моря: «а лед дивный, ни о которую пору не изводится, в толщину сажен тридцати и больше». Только в начале августа «потянул полуденный ветер и тем ветром лед из устья отнесло в море одним днем». Промышленники без труда вышли через Енисейский залив в море, повернули на восток, шли вдоль берега два дня и вошли в реку Пясиду (Пясину); «а Пясида падает в море одним устьем».
  По своим личным наблюдениям, или со слов других промышленников или казаков, побывавших на Енисее выше Туруханска, Курочкин дает точные сведения о таежной приенисейской полосе к югу от Туруханского зимовья: «... Енисея де глубока, кораблями ходить по ней можно ж, и река угодна, боры и черный лес, и пашенные места есть, и рыба в той реке всякая такова ж, что люди на той реке живут многие».
  До экспедиции Курочкина местные власти считали «Мангазею и Енисею» страной недоступной (или, во всяком случае, мало доступной) для иностранцев, если бы те захотели прийти туда морским путем: власти твердо знали только об устье Оби, которое, по словам того же Курочкина, «мелко добре; не только большим судном, кораблем или кочами ходити, и мелкими судами ходити не можно». Курочкин же сообщил о том, что Енисей доступен даже для больших судов («большими кораблями из моря в Енисею пройти можно») и что, следовательно, туда могли бесконтрольно приходить для контрабандной скупки пушнины не только русские, но и иностранные торговые люди; «А падет де Енисей в морскую губу Студеного моря, которым ходят немцы из своих земель кораблями ко Архангельскому устью». Это сообщение очень встревожило местные власти. С того времени начинаются ходатайства сибирских воевод о запрещении «морского хода» в Мангазею. В результате в 1619 г. царским указом «Мангазейский морской ход» был запрещен под страхом смертной казни, чтобы «немецкие люди (иностранцы) от Пустоозерска и от Архангельского города в Мангазею дороги не узнали и в Мангазею не ездили.

                ОТКРЫТИЕ МОРСКОГО ПРОХОДА К СЕВЕРУ ОТ ТАЙМЫРА

Около 1620 г. неизвестные русские мореходы открыли «Северо-восточный проход». Двигаясь с запада на восток, они прошли через Карское море и преодолели самый трудный участок Северного морского пути, обогнув с севера полуостров Таймыр и ту северную оконечность азиатского материка, которую более чем через 120 лет штурман Челюскин назвал «Восточно-северным мысом» (теперь — мыс Челюскин). Приблизительно в 130 км на юго-восток от этого мыса они, вероятно, затертые льдами, остановились на зимовку у северного острова из группы Фаддея (77° с. ш.), а на противоположном материковом берегу, у бухты Симса, построили избу. Дальнейшая судьба этой экспедиции неизвестна: относительно нее не сохранилось никаких письменных документов; экспедиция могла быть не на одном судне, обломки которого найдены, а на нескольких судах. Но несомненно, что по крайней мере часть русских погибла во время зимовки.
  Работавшая в 1940—1941 гг. в западной части моря Лаптевых, у побережья Таймыра, советская гидрографическая экспедиция нашла на северном острове Фаддея обломки небольшого судна и несколько старинных вещей (в том числе медные котлы). А на противоположном берегу бухты Симса те же советские гидрографы нашли остатки избы, кости людей и животных, кусочек пергамента с русской надписью «жалованная грамота», рукоятку ножа с надписью славянской вязью, русские монеты конца XVI — начала XVII в. (чеканки не позднее десятых годов XVII в.) и множество других старинных предметов. Были среди этих вещей навигационные приборы, ножи и пули, железные инструменты, котлы, шахматы, вырезанные из бивней мамонта и т. д. Найденный вещевой материал не оставляет никакого сомнения в том, что это останки именно русской экспедиции конца десятых годов XVII в.


                     ЗЕМЛЕПРОХОДЕЦ ПЕНДА И ОТКРЫТИЕ ЛЕНЫ

Среди «гулящих людей» в Мангазее около 1619 г. выделился Пенда, владевший неведомо откуда добытыми средствами (имя и отчество его неизвестно, а «Пенда», конечно, не фамилия, а прозвище). Прибыл он из Енисейского острога, только что поставленного.
  Пенда собрал вокруг себя небольшую группу гулящих людей и перешел с ней «на промыслы», то есть для скупки пушнины, из Мангазеи в Туруханск, поставленный на нижнем Енисее, против устья Нижней Тунгуски.
  Коренные жители Енисейского края приходили в Туруханск для обмена пушнины на русские товары. Приходили они иногда из очень далеких районов и рассказывали, что к Нижней Тунгуске на востоке подходит другая великая река, на которой живет «много народов», и река та Елюенэ «угодна и обильна». Русские стали называть эту реку Леной.
  В то же время в Мангазее и в русских зимовьях на Енисее начали распространяться странные слухи о какой-то большой реке к востоку от Енисея. Один из таких слухов был записан со слов местного «князьца» (старейшины) в декабре 1619 г. В этой записи говорится: «...Та река великая, а имени он той реке, как ее и по которому языку зовут, не знает; а ходят тою рекою суда большие и колокола на них великие есть... и из пушек с тех больших судов стреляют...» Вряд ли это сообщение могло относиться к Лене, на которой, как мы теперь знаем, до прихода русских не плавали суда, имеющие на борту пушки, да и вообще не появлялись люди «с огневым боем». Но, возможно, эти слухи отражали, через десятки посредников, действительные факты — о плаваниях по Амуру китайских судов.
  Сомнительно, чтобы туруханские промышленники искали на неведомой восточной великой реке встречи с большими, хорошо вооруженными судами, принадлежащими бог весть какому народу. Но их соблазняли другие рассказы (вполне достоверные) об обильных и притом непочатых охотничьих угодьях, суливших им огромную добычу, в особенности, если они первыми придут на великую реку Лену. Слухи о вооруженных пушками судах предостерегали русских от неосторожного, слишком поспешного продвижения в юго-восточном направлении; надежда на обогащение, напротив, понуждала их к быстрому продвижению. Этими двумя противоречивыми побуждениями, как мы увидим, объясняются неровные темпы продвижения отряда Пенды.
  К 1620 г. Пенда с другими промышленниками и работными людьми построил несколько стругов и в начале лета двинулся из Туруханска вверх по течению Нижней Тунгуски. Широкая полноводная река текла в высоких, покрытых лесом берегах, и с севера и юга в нее впадали на небольших расстояниях друг от друга таежные реки. В двух-трех местах пришлось преодолеть небольшие пороги. Но в общем подъем по реке проходил сравнительно быстро, пока русские не достигли района, где долина Нижней Тунгуски суживается и круто меняет направление на юг. В этом месте (выше устья Илимпеи), у порогов, промышленников задержал затор плавника. Русские думали, что местные тунгусы нарочно преградили им путь по реке срубленными деревьями. Отряд остановился, то ли опасаясь неожиданного нападения, то ли, чтобы заняться скупкой пушнины в этой местности, где Нижняя Тунгуска, текущая на северо-запад, сближается с Вилюем (притоком Лены), текущим на восток. Так или иначе, но промышленники поставили там, несколько выше порогов, зимовье, которое еще в середине XVIII в. местные жители называли Нижним Пендиным зимовьем. Тунгусы часто совершали набеги на зимовье, но промышленники легко отражали их «огневым боем».
  Летом 1621 г. отряд Пенды лишь на несколько десятков километров поднялся на стругах выше по течению и немного ниже Средней Кочёмы (у 62° с. ш.) построил Верхнее Пендино зимовье.
  В 1622 г., когда Нижняя Тунгуска вскрылась, отряд Пенды поднялся вверх по реке на несколько сот километров,
приблизительно до 58° с. ш., и здесь третий раз остановился на зимовку на какой-то «горе Юрьевой». По одной версии, остановка была вызвана противодействием тунгусов, по другой, напротив, — надеждой на выгодный торг с тунгусами.
  В той местности, где зимовали русские, Нижняя Тунгуска очень близко подходит к верхней Лене: это Чечуйский волок длиной всего лишь около 20 км. Вероятно, именно тогда Пенда разузнал, что на Лене нет никаких больших судов с колоколами и пушками.
  Весной 1623 г. отряд Пенды перетащил на Лену или построил там новые струги и двинулся вниз по реке. Несколько дней русские плыли на северо-восток между высоких, покрытых лесом берегов. Скалы иногда подходили вплотную к воде и через эти скалистые «щеки» река стремительно несла струги Пенды. Надо было тщательно следить, чтобы не наткнуться на подводную скалу. После впадения с юга большого и полноводного притока (Витим) река стала шире, течение спокойнее. Через несколько дней она повернула на восток. Усеянная островами, Лена текла в пологих берегах, только вдали, иногда в большом отдалении, видны были возвышенности. Приняв с юга еще один большой приток (Олекма), Лена снова изменилась: между устьями впадающих в нее рек она текла в обрывистых, скалистых, иногда отвесных берегах. На всех участках она
была широка и полноводна и по-прежнему усеяна островами.
  Неизвестно точно, до какого места продолжалось плавание Пенды. Вероятнее всего, он дошел до того района, где могучая река поворачивает на север, выходит на равнину (Центрально-Якутская низменность), а пойма ее расширяется до 15 км. Эта страна была более населена чем те, через которые промышленники проходили ранее. Здесь, среди нового для русских народа — якутов, Пенда не решился оставаться на зимовку со своим небольшим отрядом. Он повернул обратно и поднялся по реке до Чечуйского волока. Но он не перешел через волок испытанным уже путем — на Нижнюю Тунгуску, а решил разведать новый путь.

                        ВОЗВРАЩЕНИЕ ПЕНДЫ НА ЕНИСЕЙ ПО АНГАРЕ

Пенда поднялся по верхней Лене до того пункта, куда еще можно пройти на легких судах, то есть до района, где позднее поставлен был Верхоленский острог (у 54° с. ш.). Там отряд прошел прямо на запад через степи, населенные скотоводами «братами» (бурятами), до большой реки (Ангары), текущей прямо на север. Ангара в верхнем своем течении замерзает очень поздно, обычно во второй, половине декабря. Поэтому промышленники, если они бросили свои струги при переходе через степь и осенью достигли Ангары (вероятно, близ устья Уды), имели еще время построить новые легкие, временные суда — типа западносибирских «карбасов» — и начать сплав за несколько недель до ледостава. Отряд Пенды плыл вниз по широкой полноводной реке, быстро катившей в крутых, таежных берегах свои воды. Правобережная полоса была здесь сравнительно обжита — теми же «братами» (бурятами), с которыми русские уже познакомились на верхней Лене. Но чем дальше отряд продвигался на север, по течению реки, тем безлюднее становилась страна. На участке, где Ангара делала излучину, ниже устья ее большого южного притока (Ока), промышленники с опаской, но благополучно миновали ряд больших «падунов» (порогов). За ними течение стало спокойнее и река круто повернула на запад, по направлению к Енисею.
  Нижнюю Ангару русские начали посещать — для сбора ясака среди местных тунгусов — во всяком случае не позднее 1618 г., когда был основан Енисейский острог; они назвали ее Верхней Тунгуской. Ко времени возвращения Пенды здесь уже существовали ясачные зимовья. Если он и был вынужден прекратить сплав из-за того, что река стала (а ледостав здесь начинается в ноябре), то и сам Пенда и его спутники могли санным путем дойти до Енисейска еще до конца 1623 г. Здесь они рассказали о своих достижениях и опровергли тревожные слухи о больших, вооруженных пушками судах плавающих по Лене.
  В Енисейске Пенда закончил свой беспримерный поход. За три с половиной года он прошел новыми речными путями около 8 тыс. км. Он положил начало открытию русскими Восточной Сибири. Он обследовал течение Нижней Тунгуски приблизительно на 2300 км и доказал, что верховья Нижней Тунгуски и Лены сближаются — и через открытый им короткий Чечуйский волок русские вскоре начали проникать на среднюю Лену. В течение одного лета Пенда прошел вниз и вверх по Лене около 4000 кму причем проследил ее течение на 2400 км. Он первый указал русским на удобный путь от верхней Лены к Ангаре и этим путем — в обратном направлении — вышел в 1628 г. от Енисея на верхнюю Лену землепроходец Василий Бугор. Наконец, Пенда был первым русским, проследившим течение Ангары почти на 1400 км и доказавшим, что она и Верхняя Тунгуска — одна и та же река.
  Подлинные записи и даже копии показаний Пенды о его походе не сохранились. Рассказы о нем собрали в Енисейском крае и в Якутии — более чем через сто лет — участники так называемого академического отряда Великой Северной экспедиции.В одном документе, скопированном историком Г. Миллером, есть прямое указание на то, что в 1624 г. на Нижней Тунгуске уже существовало Пендино ясачное зимовье. Следовательно, поход Пенды закончился не позднее весны этого года, всего вероятнее — зимой 1623/24 г., а начался в 1620 г. Именно эта дата принята, как исходная, в нашем рассказе.

                  ПОХОД МАРТЫНА ВАСИЛЬЕВА ЧЕРЕЗ ВИЛЮЙ НА ЛЕНУ

Первый известный нам поход русских с Енисея на Лену — под начальством Мартына Васильева — северным путем относится к 1630 г. Васильев с 30 служилыми людьми от «Новой Мангазеи» поднялся по Нижней Тунгуске до того места, где она сближается с Чоной (у 61° с. ш.), спустился вниз по Чоне до Вилюя, а по нему — до Лены. Путь русских проходил через районы, заселенные тунгусами, и только в низовьях Вилюя они встретили первых оседлых якутов и кочевников-долган (тунгусы по происхождению, говорящие на одном из диалектов якутского языка). Затем Васильев поднялся вверх по Лене до ее среднего течения. Он обнаружил, что Лена в этой части населена гуще, чем известные уже русским районы по Енисею, и что сил у него недостаточно, чтобы покорить якутов. Все же ему удалось кое-где обложить их ясаком: он повез с собой в Москву для государевой казны больше двухсот соболей, и на него поступали доносы, что для себя и своих товарищей он утаил более трехсот соболей и прочую «мягкую рухлядь». В Москве он обещал привести ленских якутов «под высокую царскую руку», если ему дадут еще 40 человек.
  Независимо от экспедиции «мангазейцев» во главе с Мартыном Васильевым среди «енисейцев» начали распространяться самые соблазнительные слухи о ленских богатствах. И лыжи-де тунгусов подбиты иногда соболиными шкурками; и якуты-де отдают торговым людям за медные котлы (особо ими ценимые) столько соболей, сколько их вмещается в котле. Когда Васильев вернулся на среднюю Лену, туда уже южным путем со стороны Енисейска проникли енисейские служилые люди и поставили там Якутский острог.

      ПЕРВЫЕ ЕНИСЕЙСКИЕ КАЗАКИ НА ЛЕНЕ И ОСНОВАНИЕ ЯКУТСКА

Уже с 1619 г. небольшие отряды казаков отправлялись из Енисейска в низовья Ангары для сбора пушнины среди местных тунгусов и вскоре начали подниматься далеко вверх по Ангаре. Во время похода 1628—1630 гг. енисейский служилый человек Василий Бугор открыл самый южный путь, ведущий из бассейна Енисея на Лену. Бугор шел с десятью людьми вверх по правому притоку Ангары — Илиму и притоку последнего — Игирме до того пункта, где она сближается с Кутой, перешел через невысокий водораздел на Куту, а по ней спустился до верхней Лены. В пути к Бугру пристала часть другого отряда (в 30 человек), посланного енисейским воеводой через Илим на Лену же; люди из обоих отрядов договорились о полюбовном дележе добычи. Для дальнейшего сбора ясака Бугор оставил на верхней Лене два поста, в устье Киренги и выше по течению, в устье Куты, то есть в тех пунктах, где затем построены были остроги Киренск и Усть-Кут.
  Немедленно после возвращения Бугра в Енисейск (1630 г.) атаман Иван Галкин с отрядом в 30 человек отправился на реку Илим. Он исследовал судоходные речки у Ленского волока — водораздела между Илимом и Кутой — и поставил зимовье у того пункта на Илиме, выше устья Игирмы, до которого могли доходить речные суда. Этот пункт стали называть Ленским Волоком (затем он был переименован в Илимск).
  Галкин проник в 1631 г. и на верхнюю Лену, и его люди сменили временный пост, оставленный Бугром в устье Куты: там было организовано постоянное Устькутское зимовье.
  В том же 1631 г. на Лену через Устькутское зимовье пришел енисейский сотник Петр Бекетов. Десять человек из своего отряда он оставил там, а с остальными двадцатью поднялся вверх по Лене до устья реки Куленги (у 54° с. ш.). Оттуда Бекетов сделал вылазку на запад, в степи, где кочевали буряты, но получил такой отпор, что его люди вынуждены были целые сутки скакать на лошадях (захваченных у бурят же) обратно к верхней Лене; остановились они только против устья Тутуры, впадающей в Лену ниже Куленги, где жили дружелюбно относившиеся к русским тунгусы. В этом районе Бекетов оставил десять человек, а сам вернулся к устью Куты, где и перезимовал.
  Весной 1632 г. Бекетов с двадцатью людьми, оставшимися в его распоряжении, начал сплав вниз по Лене. Он повторил путь Пенды, вышел на среднюю Лену и обследовал южную часть гигантской излучины. У вершины дуги (130° в. д.) Бекетов поставил Якутский острог. Местность им была выбрана неудачно; острог в полую воду постоянно страдал от наводнений, и через десять лет его пришлось перенести на 15 км ниже, туда, где теперь стоит город Якутск. Но зато самый район, наиболее выдвинутый к востоку, выбран был Бекетовым исключительно удачно, и Якутский острог немедленно стал отправной базой для русских поисковых экспедиций не только на север, к «Студеному морю» (Ледовитому океану), но и на восток, а позднее и на юг — к реке «Шилкару» (Амуру) и к «Теплому морю» (Тихому океану).

                                 ЗАВЕРШЕНИЕ ОТКРЫТИЯ ЛЕННЫ

В том же 1632 г. Бекетов послал вниз по Лене отряд енисейских казаков. За полярным кругом в районе «жиганских
тунгусов» казаки поставили на левом берегу Лены Жиганское зимовье для сбора ясака. А весной следующего 1633 г. енисейские казаки, посланные из Якутска Бекетовым, пытались вместе с промышленниками пройти на одном судне на Вилюй с тем, чтобы обложить ясаком тунгусов на реке Мархе (северный, крупнейший приток Вилюя).
  «Енисейцы» хотели, таким образом, проникнуть в те «Ленские землицы», на которые претендовали «мангазейцы» по праву первого открытия, но попытка эта была неудачна: в устье Вилюя они встретились с мангазейским отрядом под командой
Корытова, плывшего также на одном судне путем, проложенным Мартыном Васильевым. Корытов захватил судно «енисейцев», а их самих привлек на свою сторону обещанием доли добычи. Часть своего, теперь усилившегося отряда, он повел за собой вверх по Лене до устья Алдана и был первым из известных нам землепроходцев, который поднялся по Алдану (1633 г.) и его западному притоку Амге. Между Амгой и Леной жили якуты, частично обложенные уже ясаком со стороны Бекетова — из Якутского острога. Корытов потребовал, чтобы они и ему платили ясак. Но якуты перебили отправленных к ним за ясаком пятерых казаков и решили больше никому не платить дани.
  В разных местах Якутии начались восстания, вызванные двойными поборами. В следующем году большой отряд якутов даже осадил Якутский острог, где в то время уже скопилось около двухсот казаков, промышленных и торговых людей, привлеченных надеждами на богатую добычу. От осады якуты, непривычные к военным действиям, скоро отказались. Часть их ушла из района Якутска в отдаленные местности; другие, оставшиеся здесь, неоднократно еще поднимали восстания. В погоне за одними, в борьбе с другими русские обошли в разных направлениях бассейн средней Лены и ознакомились с ним.
  В том же 1633 г. отряд енисейских казаков под начальством пятидесятника Ильи Перфирьева и с участием Ивана Реброва (Роброва) не только спустился вниз по Лене до ее устья, но даже выходил в море, где казаки разделились: Ребров пошел на запад и открыл устье реки Оленек; Перфирьев двинулся на восток и не позднее 1635 г. открыл Яну и поднимался до ее верховий.
  Итак, приблизительно через десять лет после экспедиции Пенды русские открыли большую часть бассейна Лены и проследили почти все течение Лены от ее верховий до устья. С открытием водного пути по Алдану передовые отряды землепроходцев на востоке уже приближались к водораздельным хребтам, отделяющим бассейн Лены от рек Тихоокеанского бассейна. А на юге, в верховьях Лены, они близко подошли к озеру Байкал, от которого отделены были только береговым Байкальским хребтом и Онотской возвышенностью.