Перенесёмся мысленно на тысячу лет назад. Тогда держава Рюриковичей — Киевская Русь, — разумеется, не была европейской страной, но и глухой стены между ней и Западной Европой тоже не существовало*. Новгородская земля, послужившая Олегу Вещему плацдармом для захвата Киева, со времени своего формирования (IX—X века) теснейшим образом связана со Скандинавией. Не случайно в Новгороде и на примыкающих к нему территориях скандинавских вещей найдено гораздо больше, чем в европейских странах, хотя там скандинавы активно действовали на протяжении нескольких веков. Можно не сомневаться, что для киевских князей — внуков и правнуков Рюрика — факт их скандинавского происхождения не был пустым звуком. Да и новгородцы помнили, что в числе их предков есть и варяги. В летописи XI века сказано: «Ти суть люди новугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словене».
  Скандинавы, в свою очередь, считали Хольмгард (Новгород) главным городом Гардарики, то есть Руси. Надо сказать, они не так уж сильно заблуждались: по сути Новгород играл роль второй столицы. И Владимир Святославич, крестивший Русь, и его сын Ярослав Мудрый, прежде чем сесть в Киеве, долгое время княжили в Новгороде, и на киевском столе оба они утвердились благодаря скандинавским связям. Когда Владимир Святославич княжил в Новгороде, у него на службе состоял норвежский конунг Сигурд. При новгородском дворе Владимира девять лет жила вдовая сестра Сигурда, Астрид, с маленьким сыном Олавом, ставшим впоследствии королём Норвегии (Олав Трюггвасон). Когда единокровный брат Владимира, Ярополк, убил другого брата, Олега, Владимир вместе со своим дядей, Добрыней, бежал в Скандинавию. Набрав варягов, он с их помощью вернул себе Новгород, а потом захватил Киев.
  Ярославу, сыну Владимира, служил норвежский конунг Эймунд. В 1019 году Ярослав женился на Ингигерде, дочери шведского короля Олава Шётконунга. Жене он подарил Ладогу, а наместником в Ладоге поставил её родича ярла Рёгнвальда. Прежде за Ингигерду сватался норвежский король Олав Харальдссон, но её отец был с норвежцем в ссоре и в зятья выбрал «русского конунга» — Ярослава. Впрочем, позже Олав женился на Астрид, младшей сестре Ингигерды. В 1028 году датский король Кнут Великий выгнал Олава из Норвегии, и он с Астрид и пятилетним сыном Магнусом бежал в Новгород. Ярослав выделил свояку и его жене земли в кормление.
  Вскоре Олав Харальдссон вернулся на родину, оставив Магнуса на воспитание Ярославу, и следующим летом погиб в сражении. Брат Олава, Харальд, с остатками разбитого войска приплыл в Новгород. Ярослав, по словам саги, поставил его «предводителем над людьми, которые охраняли страну», и женил на своей дочери Елизавете. Усыновлённый Ярославом Магнус после смерти Кнута Великого был избран королём Норвегии, а его дядя Харальд позже стал его соправителем… Как видим, недостатка в общении со Скандинавией ранние русские князья не испытывали.
  Но Скандинавия была для Европы отсталой окраиной, куда только начинала проникать христианская цивилизация. Например, Олав Харальдссон крестился лишь в возрасте 18 лет во время пребывания в Нормандии. Да и сама христианская Европа являла собой довольно жалкое зрелище. Раздробленная, терзаемая усобицами, теснимая мусульманами, захватившими Пиренейский полуостров и доходившими до Рима, с малограмотными королями, неспособными написать собственное имя, она вряд ли стоила того, чтобы рубить туда «окно».
  Теперь совершим скачок на четыре столетия вперёд — в век XV.
  Европа разительно изменилась. Эпоха викингов закончилась, место воинов в скандинавских ладьях заняли купцы. Расцвело и уже клонилось к закату рыцарство. Франция, Англия и отвоёванная у мусульман Испания превратились в обширные, относительно централизованные королевстваПоявились города-коммуны, университеты, банкирские дома. Позже это время назовут эпохой Возрождения, Великих географических открытий и религиозных войн. Чтобы лучше представить европейские реалии XV века, припомним некоторых людей, благодаря которым это столетие осталось в нашей памяти.
  Кристина Пизанская (не ранее 1364— 1430). Эта французская писательница итальянского происхождения считается предтечей движения феминизма.
  Ян Гус (1369—1415). Чешский проповедник, провозгласивший поиск истины долгом каждого христианина, был сожжён по приговору церковного собора в Констанце.
  Энрике Мореплаватель (1394—1460) — португальский принц, превративший свою страну в великую морскую державу.
  Иоганн Гутенберг (не ранее 1397—1468) из Майнца стал изобретателем книгопечатания.
  Жанна д’Арк (1412—1431) — национальная героиня Франции, возглавившая освобождение своей страны от власти англичан. По обвинению в колдовстве её сожгли на костре в Руане.
  Томас Торквемада (1420—1498) — великий инквизитор Испании. Первый историк инквизиции Хуан Антонио Льоренте утверждает: за время, что Торквемада руководил сим учреждением, 10 тысяч человек были сожжены и 27 тысяч подвергнуты пыткам.
  Франсуа Вийон (не ранее 1431 — не позже 1491). Этот французский поэт успешно совмещал занятия поэзией с грабежами.
  Мехмед II (1432—1481) — султан из династии Османов, уничтоживший Восточно- римскую (Византийскую) империю.
  Христофор Колумб (1451—1506). Генуэзец на службе у испанской короны, открыл Америку.
  Изабелла Католическая (1451—1504) и Фердинанд Католик (1452—1516) — монархи, финансировавшие экспедицию Колумба. Их брак привёл к объединению Кастилии и Арагона в единое Испанское королевство; при них были изгнаны мавры из Гранады.
  Ричард III (1452—1485) — узурпатор английской короны, убийца своих малолетних племянников.
  Леонардо да Винчи (1452—1519) — великий итальянский художник и универсальный учёный-изобретатель.
  Васко да Гама (1469—1524) — португалец, первым из европейцев совершил морское путешествие в Индию…

А что происходило в эту эпоху на территориях распавшейся державы Рюриковичей? Они оказались поделёнными между четырьмя крупными государственными образованиями. Запад и юго-запад отошли Великому княжеству Литовскому и Польше. На восточной окраине выросло могущественное Великое княжество Московское. А на севере Господин Великий Новгород в той или иной мере контролировал огромную территорию от Балтийского моря до верховьев Волги и Уральских гор. Именно Новгородская земля выступала в роли хранителя балтийского «окна». Однако российские учебники истории до сего дня пишутся исключительно с оглядкой на Москву: раз Великое княжество Московское не имело выхода к Балтийскому морю — значит, «окна в Европу» не было.
  В поэме Пушкина «Медный всадник» Пётр I, стоя на месте будущего Санкт-Петербурга, мечтал:
  «Сюда по новым им волнам
  Все флаги в гости будут к нам…»
  На самом деле эти «волны» для европейцев вовсе не были «новыми». Устье Невы издавна служило местом встречи русских и европейских купцов. По Ореховецкому договору, который новгородцы подписали со шведами в 1323 году, новгородские владения начинались с небольшого (12 км в длину и максимум 3 км в ширину) острова Котлин в восточной части Невской губы Финского залива. (Позже на Котлине и примыкающих островках был выстроен Кронштадт.) Отсюда граница между землями Новгорода и Шведского королевства шла на север через Карельский перешеек по реке Сестре, далее по болотам, рекам и озёрам вплоть до впадения реки Пюхайоки в Ботнический залив (Каяно море).
  Для европейских купцов устанавливался беспрепятственный проезд к Новгороду по Неве или сушей. Торговля велась через остров Готланд и немецкие города. И готландцы и немцы имели в Новгороде свои фактории, называвшиеся соответственно Готским и Немецким дворами. По мере укрепления Ганзы — союза свободных немецких городов, возглавляемого Любеком, — немцы оттеснили готландцев, и уже в XIV веке Готский двор превратился в филиал Немецкого.
  Подходя к Котлину, ганзейские корабли высылали гонцов к устью Невы, а затем с новгородскими лоцманами и в сопровождении новгородцев плыли вверх по Неве до Ладоги. Там товар перегружали с морских судов на речные и везли по Волхову. У Гостинополья груз досматривали, устанавливали размер ввозной пошлины, разгружали и доставляли на Немецкий либо Готский двор. (Существовала ещё весовая пошлина, которую иноземцы платили при продаже товаров на вес.) Это был основной путь. Но товары разрешалось ввозить и через Вирланд (Вирумаа в Северной Эстонии) и через Псков, где немцы арендовали купеческие дворы на противоположном от Кремля берегу реки Псковы. Прочие варианты логистики рассматривались как контрабандные.
  Сами новгородцы и псковичи далеко на запад не забирались. Их торговые дворы действовали в Риге, Дерпте (Юрьев, а ныне Тарту) и Ревеле (Линданисе, Колывань, позже Таллин). В XII–XIII веках ездили новгородцы и на Готланд, там у них даже была своя церковь. В XIV—XV веках такие поездки упоминаются реже, но полностью они не прекратились, о чём свидетельствует захват Ганзой в 1422 году нескольких новгородских судов.
  Итак, инициативу в новгородско-европейских связях прочно захватили немцы, имевшие право свободно торговать не только в Новгороде, но и по всей Новгородской земле. Почему так произошло? Ганзейские купцы выступали единым фронтом, а новгородские были разобщены. Точнее, в Новгороде существовали купеческие объединения, но узкоспециализированные: при церкви Иоанна Предтечи на Опоках собирались торговцы воском («Иванское сто»), при Троицкой церкви — купцы, торговавшие с городом Щецином (позже назывался Штеттин), при церкви Параскевы Пятницы — те, кто вёл заморскую торговлю, и т.п. Занимались эти корпорации преимущественно защитой своих привилегий, в том числе друг от друга; потому-то их наличие не только не усиливало новгородское купечество, а, наоборот, ослабляло его.
  Мелким союзам новгородских купцов противостояла могущественная Ганза, объединявшая более 100 (!) немецких городов. Имея возможность занять в своей корпорации значительные суммы, ганзейский купец или купеческая компания могли как угодно долго ждать выгодной цены и при продаже, и при покупке. А среди новгородцев, не располагавших большим кредитом, всегда кто- то нуждался в деньгах и соглашался дёшево продать свой товар или, напротив, быстрее купить у немцев хотя бы и задорого, чтобы в свою очередь побыстрее продать и получить какую-никакую прибыль. В результате новгородский экспорт стоил дёшево, а импорт получался неоправданно дорогим.
  Когда усилившиеся великие князья Московские предъявили претензии на все земли Рюриковичей, именно Новгородская конфедерация городов-республик стала их самой лёгкой добычей. Прежде считали, что Новгородские земли во многом зависели от поставок зерна из Московии. Ныне масштабы этой зависимости историки ставят под сомнение — хотя, конечно, в той или иной степени она наверняка существовала. Ослабляли новгородцев и постоянные конфликты Новгорода с Псковом и Вяткой. Но главной бедой северных территорий было редкое, малочисленное население. До поры до времени новгородцам и псковичам удавалось лавировать между Москвой, Литвой и Ливонией, но в 1478 году великий князь Московский Иван III Васильевич вынудил их заключить мир «на всей его воле», без ссылок на старинные права.
  Северные русские республики перестали существовать, балтийское «окно в Европу» оказалось в руках Москвы. Что последовало за этим? Прежде всего Иван III уничтожил новгородский правящий слой, который веками обеспечивал торговлю Руси с Западом. Более восьми тысяч семей новгородских бояр, житьих людей, детей боярских и купцов были выселены и угнаны на восток — зимой, по морозу, без возможности хоть чтолибо взять с собой (напоминает сталинское раскулачивание). Многие перемёрли в пути, выживших расселили в московских землях.
  Спустя полтора десятилетия Иван III окончательно перекрыл торговлю новгородцев с Ганзой. Немецкий двор в Новгороде закрыли, находившихся там 49 купцов из 18 немецких городов арестовали, а их товары стоимостью 96 тысяч марок конфисковали. Московские власти утверждали: эти шаги — ответ на отказ ливонских властей выдать царю «злодеев» — судей, по приговору которых в Ревеле казнили за уголовные преступления двух русских (одного сварили в котле, другого сожгли).
  Шведский историк Иоханнес Мессениус (1579—1636) считал, что Москва и Дания при подготовке договора 1493 года «О дружбе и вечном союзе» достигли соглашения о прекращении ганзейской торговли в России. Этой версии несколько противоречит тот факт, что после закрытия немецких дворов в Новгороде и Пскове торговлю с Западом в значительной степени перехватил принадлежавший Швеции Выборг.

Возможно, главной целью Ивана III была не Ганза, а Ливония (по-немецки Лифляндия), занимавшая северную часть нынешней Латвии и южную часть Эстонии. Она представляла собой конфедерацию пяти католических государственных образований: Ливонского ордена, Рижского архиепископства и трёх епископств — Дерптского, Эзель-Викского и Курляндского. Через ливонские города Ригу, Дерпт, Ревель и Нарву шла основная торговля Ганзы с Новгородом и Псковом. Они-то и пострадали больше всего от её запрета. Правда, между Дерптом и Псковом продолжал действовать двусторонний торговый договор, а Нарва, не являвшаяся членом Ганзейского союза, самостоятельно теперь торговала с Русью.
  Ещё в достопамятном 1492 году Иван III с целью давления на Ливонию построил на русском берегу реки Наровы каменную крепость Ивангород. После 1494 года Ливония с тревогой следила за тем, как великий князь собирает войска и строит дорогу от Новгорода к Ивангороду. Вальтер фон Плеттенберг, занявший пост ландмейстера Ливонского ордена, ко многим обращался за помощью: к гроссмейстеру Тевтонского ордена, к папе римскому, германскому императору Максимилиану, католическим германским князьям и к Дании. Но по сути напрасно. И гроссмейстер и император ограничились лишь словесной поддержкой, имперский рейхстаг в феврале 1497 года отложил рассмотрение ливонского вопроса до следующего раза, а Дания не собиралась разрывать только что заключённый союз с Москвой против Швеции. Правда, папа Александр VI Борджа разрешил проповедь крестового похода против русских в Швеции и Ливонии и даже обещал его участникам отпущение грехов. Но кампания велась вяло и практических результатов не имела.
  Военные действия между Москвой и Ливонией, сопровождавшиеся взаимным разорением территорий, завершились в 1503 году перемирием сроком на 50 лет. В 1509 году к перемирию добавился договор Ливонии с Псковом — последний акт самостоятельной псковской внешней политики. В начале 1514 года Москва подписала новый договор с Ганзой, и в мае Немецкий двор в Новгороде был вновь открыт, а спустя несколько лет заработал и «немецкий берег» в Пскове.
  В 1539 году (в малолетство Ивана IV Грозного) торговый договор с Ганзой был возобновлён. Пятидесятилетнее перемирие продлилось именно такой срок, на какой было рассчитано. И когда в 1553 году срок перемирия истёк, уже вполне взрослый царь потребовал от Ливонии ликвидировать задолженность по «юрьевской дани» — платы за Юрьев (Дерпт), который три века назад (до 1224 года) относился к новгородским владениям. В перемирии 1503 года ливонцы «юрьевскую дань» признали, но фактически о ней давно забыли, а Москва не настаивала. И вот теперь Иван Грозный напомнил. Ливонская конфедерация согласилась, но не спешила с выплатами.
  Ивану ждать надоело, и в апреле 1557 года он приказал «на Нарове ниже Иваня- города на устье на морском город поставить для корабленного пристанища…» Однако Ливония и Ганза не пропускали европейских купцов в новый русский порт, и те были вынуждены, как прежде, заходить в ливонские. В январе 1558 года русско- татарское войско вторглось в Ливонию, в мае была взята Нарва. «Немецкий берег» в Пскове прекратил деятельность — теперь уже окончательно.
  Осенью 1569 года Иван IV во главе войска опричников разорил все города по дороге от Москвы до Новгорода. Зимой в течение шести недель опричники громили, грабили и жгли беззащитный Новгород, окрестные монастыри, сёла и деревни, пытали жителей и топили их в Волхове. В новгородские округа (пятины) были разосланы опричники со списками заподозренных в измене лиц, которых они «без рассуждения и без пощадения» избивали вместе с семьями и принадлежащими им крестьянами. По оценкам современников, в Новгороде и его окрестностях было убито от 27 тысяч до 700 тысяч человек. Возможно, впрочем, что бóльшая их часть погибла от голода (опричники уничтожили съестные запасы) и последовавшей эпидемии чумы.

Пока Иван Грозный настойчиво ломился в Европу, европейцы (особенно немцы) пристально вглядывались в Московию. Тогдашние аналитики констатировали, что к востоку от Германской империи возникает величайшая держава. Если царь завладеет Ревелем, он, утвердившись на Балтийском море, сделается намного опаснее турецкого султана. Некоторые немецкие купцы рассчитывали прибрать к рукам торговлю России с Европой. Например, баварец Фейт Зенг, долгое время прожив в Москве, призывал установить с Московией почтовую связь, дать её обитателям возможность ездить в Европу и обучаться наукам.
  На имперском рейхстаге в Шпейере в 1570 году курфюрсты, как и семьдесят лет назад, отказались вмешиваться в ливонские дела, чтобы не быть втянутыми в войну с Польшей, Данией и особенно с Московией, которую рассматривали как потенциального союзника в конфликте с Турцией. Представители Любека и Майнца высказались в том смысле, что Ганзе Польша и Швеция мешают больше, нежели Москва. И всё же в Европе постепенно складывался негативный взгляд на Московию. Поляки, например, рисовали ужасные картины «татарских зверств» в Ливонии и распространяли среди участников рейхстага памфлет «О страшном вреде и великой опасности для всего христианства, а в особенности Германской империи и всех прилежащих королевств и земель, как скоро московит утвердится в Ливонии и на Балтийском море».
  Анонимный автор сетовал, что в недавно захваченную Иваном IV Нарву со всей Европы, невзирая на запреты, везут съестные припасы и товары, имевшие тогда стратегическое назначение: панцири, мечи, алебарды, порох, ядра, селитру, серу, свинец, олово, медь. А получая из Европы шелка, бархат и полотно, русские того гляди сами научатся их выделывать. Цены на драгметаллы быстро идут вверх благодаря большому спросу со стороны России.
  «Всего же опаснее то обстоятельство, что многие правительства доставляют московитам опытных кораблестроителей, знающих морское дело, искусных в сооружении гаваней, портов, бастионов и крепостей, затем оружейных мастеров, мореходов, которым хорошо знакомо Балтийское море, его течения, гавани и др. Все эти сношения Европы с царём придали ему мужества; теперь он стремится стать господином Балтики». Автор предупреждал, что европейцы напрасно тешат себя надеждой договориться с варваром-царём: «Может ли понимать силу клятвы, силу честного слова тот, в ком нет ни истинной религии, ни чести, ни воспитания!»
  Как будто для того, чтобы подтвердить эту оценку, Иван IV в том же 1570 году направил письмо Елизавете Английской. В присущей ему неуважительной манере царь укорял королеву-девственницу за то, что она не правит самодержавно, как он сам, и за то, что ставит торговые интересы выше военно-политических: «Ажно у тебя мимо тебя люди владеют и не токмо люди, но и мужики торговые, и о наших государевых головах и о честех и о землях прибытка не ищут, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая девица».
  Война в Ливонии растянулась до 1583 года. За годы её развалилась истощённая Ливонская конфедерация, а Ливонский орден исчез с исторической арены (его магистр, Герхардт Кетлер, переквалифицировался в герцога Курляндского), бóльшая часть орденских владений, включая Дерпт, досталась Речи Посполитой. Той же «республиканской монархии» отошла Рига. Швеция получила Ревель, Нарву и половину Вирланда (так называемую Шведскую Эстонию), Дания — остров Эзель (Сааремаа) и Пильтен — древнюю резиденцию курляндских епископов.
  Московское государство к концу царствования Ивана Грозного было разорено, его центральные и северо-западные области обезлюдели. На восточном по- бережье Балтийского моря утвердились шведы, морскую торговлю Россия сохранила лишь на севере. При Фёдоре Иоанновиче и Борисе Годунове немецким купцам разрешали торговать в Новгороде и Пскове, плавать в Архангельск и Xолмогоры. Годунову в 1590 году удалось отбить у Швеции Ивангород, но в Смутное время шведы вновь его захватили, вдобавок оккупировав и разорив Новгород. По Столбовскому мирному договору 1617 года они вернули Новгород России, но Михаил Фёдорович (первый царь из рода Романовых) был вынужден уступить им территорию от Ивангорода до Ладожско- го озера, отказавшись от претензий на Ливонию и Карельскую землю.
  Россия вновь полностью лишилась прибалтийского побережья. Русские купцы получили право свободно торговать в Швеции, шведские — в России, но шведам не дозволялось ездить через Московию в южные страны, а москови- там — через Швецию в Западную Европу. Шведский король Густав II Адольф говорил в риксдаге (парламенте): «Одно из величайших благ, дарованных Богом Швеции, заключается в том, что русские, с которыми мы издавна были в сомнительных отношениях, отныне должны отказаться от того захолустья, из которого так часто беспокоили нас. Россия — опасный сосед. Её владения раскинулись до морей Северного и Каспийского, с юга она граничит почти с Чёрным морем. В России сильное дворянство, множество крестьян, густонаселённые города и большие войска. Теперь без нашего позволения русские не могут выслать ни одной лодки в Балтийское море. Озёра Нево (Ладожское) и Пейпус (Чудское), Нарвская поляна, болота в 30 вёрст ширины и твёрдые крепости отделяют нас от них. У русских отнят доступ к Балтийскому морю, и, надеюсь, не так-то легко будет им перешагнуть через этот ручеёк».

В шведской иcтории XVII век именуется эпохой великодержавия. Почти в непрерывных войнах с соседями Швеция приобрела всё побережье Финского залива, современную Прибалтику, Западную Померанию с устьем Одера и городом Висмаром, Ферденский и Бременский епископаты (правда, без города Бремена) и ряд небольших немецких областей. Шведский монарх получил право заседать в немецком рейхстаге.
  На рубеже XVII—XVIII веков теснимые Швецией европейские страны приобрели союзника в лице Петра I. В 1699 году был заключён договор между Россией и Данией. Вскоре к союзу примкнул курфюрст Саксонии Август Сильный, двумя годами ранее избранный польским королём. Однако король Швеции Карл XII (ещё до вступления в войну России) разбил датчан, заставив их подписать мирный договор в Травендале. Узнав об этом, Август II снял осаду Риги и отступил в Курляндию.
  Петра I больше всего интересовали Нарва и Рига, он и войну начал с попытки отвоевать Нарву. Потерпев в ноябре 1700 года страшное поражение от Карла XII, Пётр решил закрепиться в устье Невы и начал строительство новой столицы. К 1703 году в его руках оказалось всё течение Невы, охраняемое двумя крепо- стями: в истоках реки — Шлиссельбургом (Орешек), а в устье — основанным 27 мая 1703 года Санкт-Петербургом. В 1704 году русские войска овладели Дерптом и Нарвой.
  Не буду излагать дальнейшие перипетии второй Северной войны. Напомню лишь: после поражения под Полтавой (битва началась по старому стилю 27 июня 1709 года) Карл XII укрылся в Османской империи, где старался убедить султана Ахмеда III начать войну против России. Когда султан выслал его из своих владений, Карл пробрался инкогнито через всю Европу и в ноябре 1714 года прибыл в шведскую крепость Штральзунд. В июле 1715 года, за сутки до того, как датчане и пруссаки взяли Штральзунд, король уплыл на шлюпке в Швецию. К этому времени шведов уже изгнали из Прибалтики и Германии. У Карла не осталось никаких шансов хотя бы на более или менее успешное завершение войны, и всё же он упорно продолжал драться чуть ли ни со всей Северной Европой, отказываясь от мирных переговоров. Многие полагали, что шведский король не в своём уме.
  В это время внимание Европы привлекла брачная дипломатия Петра I. В январе 1716 года в Петербурге племянница Петра Екатерина Ивановна была просватана за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда (правда, герцог ещё не был разведён со второй женой). Эта помолвка имела далеко идущие политические последствия. И мекленбургское рыцарство, недовольное абсолютистскими замашками Карла Леопольда, и протестантские германские монархи опасались, что поддержка обретённого тестя слишком усилит позиции герцога.
  Первым камнем преткновения стал находившийся в руках шведов город Висмар: Пётр обещал передать его будущему зятю. Между тем на Висмар претендова- ли и Дания и Ганновер — курфюрст же Ганновера Георг Людвиг в 1715 году стал королём Англии под именем Георга I. По- сол России Б. И. Куракин писал Петру, что «женитьба герцога Мекленбургского и отдача ему Висмара противны двору английскому», и советовал не спешить с женитьбой. И всё же 8 апреля в Данциге состоялась свадьба Карла Леопольда и Екатерины. За неделю до этого, 1 апреля, армия князя Репнина подошла к осаждённому союзниками Висмару. 4 апреля датский генерал Девиц объявил Репнину, что Висмар сдаётся, так что союзники в помощи русских не нуждаются. Репнин потребовал, чтобы среди принимающих сдачу города были представители царя. Девиц ответил, что в известных ему договорённостях насчёт Висмара о русском войске не упоминается. В ответ Репнин пригрозил самовольно ввести в город своих людей.
  Дело чуть не дошло до драки. Однако Репнину пришлось пойти на попятный: ни Пётр I, ни датский король Фредерик IV не хотели ссориться. В начале марта Карл XII вторгся в Норвегию, являвшуюся владением датских королей, и захватил Христианию (Осло). Русские и датчане готовили совместный контрудар — десант в Сконе, южной провинции Швеции, которая до 1658 года принадлежала Дании. 3 июня, во время личной встречи, король Дании и царь договорились, что десант в Сконе будет безусловно предпринят в текущем году. Пётр концентрировал в Ростоке галерный флот и пехоту, русская конница двигалась из Мекленбурга в Данию. Пётр пытался добиться поддержки Англии, но дипломаты со ссылкой на мнение датского короля сообщали, что находящийся поблизости английский флот адмирала Норриса едва ли будет действовать против шведов: англичанам не нравится появление русской армии в центре Европы, и высадка в Сконе в частности.
  Подготовка к десанту продвигалась медленно. Норвегию удалось очистить от шведов только к середине июля; лишь после этого действовавшая там часть датского флота под командованием вице-адмирала Габеля смогла принять участие в подготовке десанта. Датские транспортные суда для перевозки русских войск никак не могли выйти из Ростока. Пётр торопил датчан поскорее стягивать силы к Копенгагену, а ему отвечали, что надо сперва убрать урожай, который в ходе военных действий может пострадать, — бережливость, совершенно чуждая русскому менталитету. Не в силах больше терпеть, Пётр из Копенгагена совершил морскую вылазку к Сконе на судне «Принцесса» и был встречен огнём шведской артиллерии.
  Первого сентября Пётр, игнорируя прежние договорённости с датчанами, объявил на военном совете, что время наступает осеннее, а дивизия Репнина ещё не перевезена и многое не сделано по вине датчан. Русские генералы единодушно поддержали царя, предложив отложить высадку до будущего лета. В итоге Пётр объявил датчанам, что высадка невозможна, надо отложить её до будущей весны. Если же датский король решит всё-таки произвести десант, то в соответствии с договором, заключённым близ Штральзунда, в помощь ему будут выделены только 15 пехотных батальонов и тысяча всадников.
  Противники царя сразу закричали, что маска снята, что Пётр нарочно тянул с перевозкой своих войск, потому что находится в сношениях со шведами, а войска привёл в Данию, чтобы напасть на Копенгаген. Датская столица приготовилась к обороне. Английский адмирал Норрис получил приказ в случае, если десант в Сконе не состоится, напасть на русские корабли, захватить царя и не отпускать его, пока русские войска не очистят Данию и Германию.
  Норрис, однако, распоряжения не выполнил, поскольку приказ был прислан из ганноверской канцелярии, а не из английской. Министры и принц Уэльский предупредили Георга, что в случае разрыва с царём в России будут арестованы английские купцы и корабли, прекратится подвоз жизненно необходимых материалов для кораблестроения. Лучше действовать руками датчан, пообещав им помощь в борьбе с Россией. между тем датский король на обострение не пошёл. Переполох скоро кончился, русские никаких враждебных намерений не обнаружили, в октябре царь начал перебрасывать войска из Дании обратно к Ростоку. Фельдмаршал Шереметев с пехотой и одним конным полком встал на зимних квартирах в Мекленбурге, остальную сухопутную армию оттягивали к польским границам. Прусского короля Фридриха-Вильгельма англичане убеждали, что Пётр хочет удержать за собой всю Померанию, Штральзунд, Штеттин, Гамбург, Любек, и предлагали ему «в сильных выражениях» потребовать от России вывести войска из Мекленбурга. Депутация мекленбургского дворянства просила в Берлине помощи против герцога и царя. Король Пруссии, однако, сам уговаривал Петра не выводить войска из Мекленбурга, ибо если шведский король нападёт на Данию, то без русских войск Дания и Пруссия не смогут с ним успешно бороться, а англичане не помогут. В Гавельсберге при личном свидании Петра и Фридриха-Вильгельма был скреплён союз между Россией и Пруссией.