ЦЕЛЬ ТРЕТЬЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ КОЛУМБА И ЕЕ ПУТИ ЧЕРЕЗ ОКЕАН

С величайшим трудом Колумбу удалось добыть средства на снаряжение третьей экспедиции, далеко не такой внушительной, как вторая. Флотилия адмирала состояла из шести небольших кораблей, на них было около трехсот человек команды. Мало нашлось в Испании охотников добровольно отправиться в Западную Индию с адмиралом-«неудачником». Колумбу пришлось просить королей открыть двери тюрем, чтобы навербовать среди преступников недостающих колонистов.
   Не понимая, почему до сих пор он не встречал в своей «Индии» огромных природных богатств, Колумб обратился за советом к ученому-ювелиру, каталонскому еврею Хайме Ферреру. Тот любезно ответил ему: «В Каире и Дамаске я всегда расспрашивал людей, из какого пояса и из какой части света они получают драгоценные камни, золото, пряности и лекарства. Оказывается, что все эти драгоценные предметы привозятся из полуденных стран, где жители черного или коричневого цвета. По-моему, вам до тех пор не удастся найти эти предметы, пока вы не встретитесь с подобными людьми».
   Поэтому Колумб решил взять от Канарских островов курс «на полдень», на острова Зеленого Мыса, а оттуда повернуть на юго-запад, стараясь держаться ближе к экватору, чтобы, наконец, найти черных людей на материке. Об этом материке он слышал от жителей Эспаньолы: на него ему указывал поворот берега Кубы, которую он «считал» полуостровом. Там он надеялся найти драгоценные камни, золото, пряности и лекарства. К тому же на Эспаньоле индейцы говорили Колумбу (если он их верно понял) о черных людях, которые некогда приходили с юга на остров, и передали ему кусочки металла, из которого были сделаны наконечники копий черных пришельцев. Эти куски состояли из сплава золота, серебра и меди.
   30 мая 1498 г. флотилия Колумба вышла из порта Сан-Лукар (в устье Гвадалквивира) к Канарским островам. У острова Йерро адмирал разделил свою флотилию. Три корабля он послал прямо к Эспаньоле. Во главе остальных трех судов он направился к островам Зеленого Мыса. Оттуда он взял курс на юго-запад, «намереваясь достичь линии экватора и далее следовать к западу до тех пор, пока остров Эспаньола не останется к северу». Возможно, что Колумб на этот раз имел серьезное намерение обогнуть юго-восточный выступ Азии и достичь «полуденной» Индии.
   В середине июля испанцы достигли 5° с. ш. «Здесь ветер стих и начался такой великий зной, — писал Колумб королям, — что мне казалось — сгорят и корабли и люди на них». Штиль продолжался неделю. Когда задул попутный ветер, адмирал решил «следовать все время на запад на линии Сьерра-Леоне» до тех пор, пока не откроется земля.

          ОТКРЫТИЕ ОСТРОВА ТРИНИДАД И НОВОГО ЮЖНОГО МАТЕРИКА

«31 июля матрос с мачты адмиральского корабля увидел на западе землю... и то, что приметил он, было похоже на три скирды или три холма». Это был большой остров, и Колумб дал ему имя Тринидад («Троица»). На следующий день корабли прошли вдоль южного берега острова к «Песчаному мысу» (Икакос, юго-западная оконечность Тринидада).
   На западе была видна земля — часть южноамериканского материка у дельты Ориноко, — и Колумб назвал её «Земля Грасия» («Благодать»). Когда Колумб подошел к Песчаному мысу, он увидел, что остров отделяется от «Земли Грасия» проливом шириной в две лиги (свыше 10 км).
   «Там были явные признаки течений... и доносился оттуда шум, подобный рокоту морской воды, разбивающейся о скалы. Я стал на якорь у Песчаного мыса, вне этого пролива, и увидел, что вода течет в нем с востока на запад с такой же скоростью, как и в Гвадалквивире во время половодья, и так днем и ночью».
   На следующий день с востока к Песчаному мысу подошел большой челн, в котором находилось 24 воина с Тринидада.
«Они были молоды и хорошо сложены, кожей не черны, белее всех, кого я видел в Индиях, стройны и телом красивы. Волосы у них длинные и мягкие, остриженные по кастильскому обычаю, а головы повязаны платками из хорошо обработанной разноцветной хлопчатой пряжи... Некоторые были опоясаны этими платками и прикрывались ими вместо штанов. Люди на каноэ заговорили с нами, когда находились еще на далеком расстоянии от кораблей. Никто — ни я, ни мои спутники — не могли понять их. У меня не было ничего, что могло бы... побудить их подойти к кораблям. Поэтому я распорядился вынести на кормовую башенку тамбурин и приказал молодым матросам плясать... Но как только они услышали музыку и увидали танцующих, все они оставили весла, взяли в руки луки и стали их натягивать, а затем, прикрываясь [деревянными] щитами, принялись осыпать нас стрелами. Музыка и танцы прекратились, и я приказал разрядить по ним арбалеты. Они отплыли, направившись быстрым ходом к другой каравелле, и внезапно появились под ее кормой».
Кормчий этой каравеллы оказался догадливее, дал куртку и шапку одному из воинов, и индейцы высадились на берег, но затем снова сели в каноэ и ушли на восток.
   В тот же день Колумб отправил лодки в пролив для промеров. Оказалось, что глубины достаточны для прохода его судов, а «постоянные течения шли в этом проливе в обе стороны...» При попутном ветре суда прошли пролив, который Колумб назвал Бока-дела-Сьерпе («Пасть Змеи»). К северу от него воды были спокойны. Случайно зачерпнув воду, Колумб нашел, что она — пресная. Он плыл на север, пока не дошел до высокой горы. Это была вершина Патао (1070 м) на восточной оконечности гористого полуострова Пария, отделяющего залив Пария от Карибского моря.
  «Там имеются два высоких мыса: один — в восточной части — относится к острову Тринидад, и другой — на западе — к земле, которую я назвал «Грасия». Там пролив сделался очень узким, значительно уже, чем у Песчаного мыса, и течение также шло в двух направлениях, и вода бурлила с такой же силой, как и у берегов этого мыса. И точно так же вода в море была пресная».
   Этот северный пролив между материком и Тринидадом Колумб назвал Бокас-дель-Драгон («Пасти Дракона»). Колумб двинулся к западу вдоль «Земли Грасия» (то есть вдоль южного берега полуострова Пария); и чем дальше он продвигался, тем все более пресной становилась вода. Там, где полуостров расширяется, а горы отступают к северу, суда стали на якорь.
   «Туземцы... стали подходить к кораблям на бесчисленном множестве каноэ, и у многих висели на груди большие куски золота, а у некоторых к рукам были привязаны жемчужины... Они сказали мне, что жемчуг добывается здесь, именно в северной части этой земли».
   Колумб высадил на берег своих людей, которых индейцы приняли очень радушно. Но он не мог долго оставаться здесь, так как припасы, которые он вез для колонистов Эспаньолы, портились, а сам он был болен и полуослеп. Он напрасно искал выхода из залива в западном и южном направлениях, следуя вдоль его берегов: он полагал, что «Земля Грасия» — остров.
   «Так я прошел значительный путь, пока не добрался до очень большого залива, в котором, как оказалось, были четыре бухты средней величины, и в одну из них впадала огромная река. Глубина в реке везде была пять локтей, вода пресная, и текла она в огромном количестве».
   Судя по этому, вполне точному описанию материкового побережья «Жемчужного» залива (Пария), «огромнейшая река», открытая Колумбом, была западным рукавом дельту Ориноко. Благодаря этому открытию разъяснились те странные явления, которые он наблюдал — водовороты в проливах (от встречи морских течений с потоками речной воды), пресная вода в морском заливе. Зато возникло другое тяжелое недоумение: где и как могла образоваться такая могучая река? Однако Колумб не мог медлить. От открытого им устья великой реки он повернул на северо-восток и, воспользовавшись попутным ветром, благополучно вывел свои суда через «Пасти Дракона» в открытое море.

                            ПУТЬ ЧЕРЕЗ КАРИБСКОЕ МОРЕ К ЭСПАНЬОЛЕ

Выйдя из пролива в Карибское море, адмирал усмотрел «на расстоянии 26 лиг к северу от корабля» остров, который он назвал «Успенье» (теперь — Гренада, у 12° с. ш., с вершиной 838 м). Повернув на запад, он шел два дня «вдоль высокой, очень красивой земли» — северного побережья полуостровов Пария и Арая. К северу (у 11,5* с. ш.) он видел группу небольших островов Лос-Тестигос («Свидетели»). Затем корабли подошли к островам, где индейцы занимались ловлей жемчужниц, и матросы набрали у них жемчуга в обмен на безделушки. Самый большой из этих островов (около 1,2 тыс. кв. м) Колумб назвал Маргаритой («Жемчужиной»).
   Колумб обследовал северное побережье «Земли Грасия» (то есть южноамериканского материка) на протяжении около 300 км — от пролива «Пасти Дракона» до западной оконечности полуострова Арая. Болезнь и тревога из-за порчи припасов не позволяли ему оставаться дальше у этого «Жемчужного берега» этой странной земли. И адмирал повернул от Маргариты прямо на север, к Эспаньоле.
   Лежа на койке, обессиленный недугом, Колумб продолжал обдумывать значение своих новых открытий. Из письма, которое он несколько недель составлял для Фердинанда и Изабеллы, можно видеть, как замечательные догадки смешивались в его уме с болезненной и религиозной фантастикой.
   Огромная масса пресной воды в заливе Пария доказывала существование мощного водного потока, впадающего в залив, который мог образоваться только на очень обширной земле, то есть на каком-то материке: «Я убежден, что эта земля величайших размеров и что на юге есть еще много иных земель, о которых нет никаких сведений». Но что это был за материк?
 И тут с совершенно верным выводом переплетался бред, болезненный бред — по мнению одних биографов Колумба, или шарлатанство — по мнению других: в официальном письме-отчете, адресованном «католическим королям», Колумб утверждал, что он подошел к земному раю. Он заявлял, что земное полушарие, куда он проник, «представляет собой [как бы] половинку круглой груши, у черенка которой имеется возвышение, подобное соску женской груди, наложенному на поверхность мяча», что «места эти наиболее высокие в мире и наиболее близкие к небу» и что здесь именно лежит земной рай: «оттуда, вероятно, исходят воды, которые... текут в места, где я нахожусь». Но среди длинных бредовых рассуждений и ссылок на авторитеты древних авторов и отцов церкви снова проскальзывает трезвая фраза: «И если река эта не вытекает из земного рая, то я утверждаю, что она исходит из обширной земли, расположенной на юге и оставшейся до сих пор никому неизвестной...», то есть течет по неизвестному Южному материку.

    МЯТЕЖ НА ЭСПАНЬОЛЕ, АРЕСТ И ВЫСЫЛКА КОЛУМБА В ИСПАНИЮ

20 августа 1498 г. показался южный берег Эспаньолы. Варфоломей Колумб сейчас же вышел из Санто-Доминго в море навстречу адмиралу и сообщил ему о мятеже среди колонистов: вожаком мятежников был Франсйско Рольдан, главный судья Эспаньолы.
   Адмирал застал на Эспаньоле полный развал. «Благородные» идальго отказались признавать власть начальников, назначенных Колумбом. Они восстали с оружием в руках против его брата Варфоломея. Они для потехи превращали несчастных индейцев в мишени для стрел и не только изнуряли своих новых «подданных» работой на плантациях, но держали десятки рабов для рыбной ловли и охоты, для переноски себя в гамаках по всему краю, а рабынь «для домашних услуг». Они жили с захваченными ими насильно индианками «в наглом многобрачии», как выражается один испанский летописец.
  Мятеж закончился унизительным соглашением для Колумба, получившего в это время дурные вести из Испании. Главарь мятежа Рольдан был восстановлен в звании главного судьи. Мятежникам была гарантирована уплата жалованья за все время восстания. Каждому мятежнику был отведен большой участок земли, к которому для обработки было прикреплено определенное число индейцев. Так Колумб санкционировал широкое распространение той, характерной для начального периода испанской колонизации, системы закрепощения индейцев, которая получила название репартимьенто (буквально— распределение, раздел). За побег — по усмотрению владельца — полагалась смертная казнь или обращение в рабство.
   Королевская казна продолжала получать ничтожные доходы от новой колонии. А в это время португалец Васко да Гама обогнул с юга Африку, открыл путь в подлинную Индию (1498 г.), завязал с ней торговлю и вернулся на родину с грузом пряностей (1499 г.). Он действительно видел густо населенную страну высокой культуры, большие города со зданиями чудесной архитектуры, оживленные порты, прекрасно возделанные поля и сады.
   Земли, открытые Колумбом, — теперь это было уже вполне очевидно — не имели ничего общего с богатой Индией. Сам Колумб оказался болтуном и обманщиком. Возможно, что и «католические короли» расценивали как неискусный обман его сообщения об открытых им подступах к земному раю. На Колумба посыпались новые доносы, и самыми опасными из них были обвинения в утайке королевских доходов. Из Эспаньолы поступали сведения о мятежах и казнях дворян. Испанские дворяне, вернувшиеся ни с чем на родину из колумбовой Индии, всенародно обвиняли адмирала, открывшего «страну обмана и несчастий, кладбище кастильских дворян». Толпы дворян свистками и бранью преследовали сыновей адмирала — пажей королевы.
   На Эспаньоле снова был открыт заговор колонистов. Адмирал с небольшим отрядом солдат напал ночью врасплох на вожаков заговора. Они были схвачены, закованы в кандалы и посажены в крепость. Главного зачинщика приговорили к смертной казни. Испанские летописцы сообщают, будто Колумб приказал бросить его вниз головой с крепостной стены. Испанское правительство в первую очередь к 1499 г. отменило монополию Колумба на открытие новых земель, чем немедленно воспользовались некоторые из его прежних спутников, ставшие его соперниками. А в 1500 г. на Эспаньолу был отправлен (с неопределенными, но, по-видимому, неограниченными полномочиями) новый наместник Франсиско Бовадилья. Колумб должен был сдать ему все крепости, корабли, лошадей, оружие и запасы.
   Бовадилья захватил в руки всю власть. Он действовал очень решительно. Он поселился в доме Колумба, завладел его вещами и документами. Из денег, найденных у Колумба, он выплатил всем колонистам задержанное жалованье, что, конечно, еще больше расположило колонистов в его пользу. Он стал всеобщим любимцем, когда разрешил каждому испанцу добывать золото в течение двадцати лет, с уплатой в казну лишь седьмой части добычи (вместо прежней трети). Он арестовал адмирала, его братьев Варфоломея и Диего и заковал их в кандалы. После двухмесячного следствия Бовадилья пришел к заключению, что Колумб был человек «жестокосердный и неспособный управлять страной», и решил отправить его и двух его братьев в кандалах в Испанию. Адмирал, вероятно, ожидал, что его будут судить и казнят на Эспаньоле, а поэтому обрадовался, когда его посадили на корабль.
  Капитан судна предложил Колумбу снять с него кандалы, но адмирал отказался. Ему приписывают фразу: «Короли приказали мне повиноваться, и Бовадилья заковал меня в кандалы; я останусь в них до тех пор, пока короли не позволят снять их, и я сохраню эти цепи на память о своих заслугах». В октябре 1500 г. корабль с тремя братьями в кандалах вошел в гавань Кадиса.
   По-видимому, уже в самой Испании Колумб отправил письмо влиятельной придворной даме, Хуане Торрес, кормилице инфанта (наследного принца) Хуана. Брат ее участвовал во второй экспедиции, сама она близка была к королеве. Письмо это представляет важный психологический документ, характеризующий Колумба. Оно написано было, несомненно, с целью растрогать Изабеллу, так как адмирал знал, что Хуана обязательно прочтет его королеве и будет комментировать в благоприятном для него духе. Оно полно жалоб; но много там и достаточно ясных упреков по адресу королевской четы.
   Вряд ли, впрочем, эти жалобы, упреки и христианское смирение в сочетании с библейским пафосом повлияли бы на таких людей, как «католические короли», если бы в судьбе самого Колумба не были заинтересованы очень влиятельные лица, финансировавшие его экспедиции. Они сумели «мобилизовать общественное мнение» в пользу разжалованного, униженного и закованного в кандалы «адмирала моря-океана». По-видимому, до королевы дошли слухи о негодовании в андалузских городах по поводу того, что человек, открывший Западную Индию, вернулся в Испанию в кандалах. Король и королева приказали немедленно освободить Колумба, письменно выразили ему свое сочувствие, лицемерно негодовали против недостойного обращения с ним, приказали выдать ему две тысячи золотых, чтобы он мог явиться ко двору «в приличном виде». Словом, королевская чета поспешила оправдать себя, взвалив всю ответственность за обращение с великим мореплавателем на Бовадилью, который от нее же получил тайные инструкции.
   Произошла мелодраматическая сцена, когда Колумб уже без оков, снова явился перед обоими монархами и упал к ногам королевы. Изабелла, по сообщению историка Антонио Эрреры, даже разрыдалась, а Фердинанд казался потрясенным. Короли надавали Колумбу много обещаний — осыпать его милостями, восстановить его в правах, но так и не выполнили их.

                                               ЭКСПЕДИЦИЯ ОВАНДО

Королевским наместником назначен был Николас Овандо: Бовадилья, по-видимому, рассматривался как временный исполнитель королевских поручений. Овандо получил приказание взыскивать с золотоискателей одну треть добычи в пользу королевской казны. Вся торговля колонии должна была стать монополией кастильской короны. Новые отряды францисканских монахов, сопровождавших Овандо, должны были более энергично обращать «дикарей» в христианскую веру. Туземцы должны были работать в казенных рудниках на определенном жалованье. А так как смертность между ними все увеличивалась, то был издан специальный королевский указ о перевозке на Эспаньолу черных рабов, рожденных в Испании.
   Между тем в Испанию начали прибывать значительные количества золота, добытого на Эспаньоле, и жемчуга, собранного на Жемчужном берегу. Поэтому сотни новых искателей приключений и легкой наживы устремились в Западную Индию.
   Около трех тысяч человек изъявили желание отправиться вместе с новым наместником «на ловлю счастья и чинов». 23 корабля понадобились для того, чтобы перевезти через океан новых колонистов. С этого времени началось массовое заселение испанцами Антильских островов. Флот Овандо был богато снабжен. С новым наместником отправилась в Западную Индию огромная экспедиция. Среди новых колонистов было много дворян и зажиточных людей со своими семействами. Биографы Колумба любят противопоставлять великого мореплавателя — в рясе нищенствующего монаха, подпоясанного веревкой, — новому наместнику Овандо — в пышной одежде из парчи и шелка. Впрочем, чтобы утешить Колумба, ему обещали вернуть его личное имущество, присвоенное Бовадильей. Ему разрешили также послать с Овандо своего поверенного для получения причитающейся ему по договору доли доходов. В апреле 1502 г. флотилия Овандо достигла Эспаньолы.

                        ИСТРЕБЛЕНИЕ КОРЕННЫХ ЖИТЕЛЕЙ ЭСПАНЬОЛЫ

Пламенный защитник индейцев, епископ Бартоломе Лас Касас в своем памфлете «Кратчайший рассказ о разрушении Западной Индии» с гневом писал о зверствах своих соотечественников-колонистов на Эспаньоле: «Христиане своими конями, мечами и копьями стали учинять побоища среди индейцев и творить чрезвычайные жестокости. Вступая в селение, они не оставляли в живых никого — участи этой подвергался и стар, и млад. Христиане бились об заклад о том, кто из них одним ударом меча разрубит человека надвое, или отсечет ему голову, или вскроет внутренности. Схвативши младенцев за ноги, отрывали их от материнской груди и ударом о камни разбивали им головы; или же кидали матерей с младенцами в реку... и притом всех, которых находили на своем пути... Воздвигали длинные виселицы так, чтобы ноги [повешенных] почти касались земли и, вешая по тринадцать [индейцев] на каждой, во славу и честь нашего искупителя и двенадцати апостолов, разжигали костры и сжигали [индейцев] живьем. Иных обертывали сухой соломой, привязывая ее к телу, а затем, подпалив солому, сжигали их. Другим... отсекали обе руки, и руки эти подвешивали к телу, говоря этим индейцам: «Идите с этими письмами, распространяйте вести среди беглецов, укрывшихся в лесах ... И так как все, кто мог сбежать, укрывались в лесах или горах, спасаясь от людей, столь бесчеловечных и безжалостных, таких жестоких скотов, истребителей и смертных врагов рода человеческого, то были обучены и вымуштрованы отчаяннейшие псы, которые, завидя индейца, в мгновенье ока разрывали его на куски... Эти псы творили великие опустошения и душегубства. А так как иногда — и при этом мало, и редко, и по справедливой причине — индейцы убивали кого-нибудь из христиан, то последние сговаривались между собой, что за одного христианина, которого убьют индейцы, христиане должны убивать сто индейцев...»
   Коренное население Эспаньолы исчезало с беспримерной в истории человечества быстротой. По показанию того же Лас Касаса, Колумб обложил в 1495 г. поголовной податью 1100 тыс. туземцев. Через 20 лет (в 1515 г.) там было менее 15 тыс. человек, а к середине XVI в. коренное население Эспаньолы совершенно вымерло.
   На Эспаньолу начали ввозить в качестве рабов «людоедов» с Малых Антильских островов, а также приравненных к людоедам «дикарей» (то есть еще нераспределенных индейцев) с Кубы, Ямайки и Пуэрто-Рико, где первые испанские поселения возникли только в 1508 г. Вскоре коренное население стало исчезать и на этих островах. Тогда началась массовая охота за рабами в Южной Америке — у берегов Карибского моря. Позднее на Эспаньолу стали ввозить — по инициативе Лас Касаса — африканских негров. Их потомки, частью смешавшиеся с испанскими колонистами, заселили весь остров Гаити.